Книга Спасти Рашидова! Андропов против СССР. КГБ играет в футбол - Федор Раззаков

— То есть, я должен дать изобличающие показания против Хасана Курбановича?

— Совершенно верно!

— Но у меня нет никаких сведений о том, что товарищ Ильхомов брал взятки. И про Кудрата Эргашевича Эргашева я тоже ничего плохого сказать не могу. Его вообще отправили на заслуженный отдых, вручив медаль «За доблестный труд».

— Эти награды мы у него скоро отнимем, — тут же отреагировал на эти слова Габрилянов. — У нас накопилось достаточно показания о том, что за преступная шайка окопалась в здешнем МВД и ряде других министерств. И если вы не хотите понести ответственность вместе с этими людьми, от вас требуется лишь одно — помочь следствию.

— То есть лжесвидетельствовать?

Прежде чем ответить, Габрилянов снова достал из кармана платок и вытер со лба, обильно струившийся пот. После чего встал со своего места, обошел стол и подошел к Саматову. И, глядя ему в глаза, спросил:

— Вы фильм «Место встречи изменить нельзя» смотрели?

— Кто же его не смотрел? — искренне удивился Саматов.

— Значит, помните слова Высоцкого о том, что вор должен сидеть в тюрьме? Нас прислали сюда из Москвы, чтобы мы очистили вашу республику от воров. И мы хотим, чтобы все честные люди нам в этом помогали.

— Но не таким же способом!

— Плевать нам на способы! Главное: вор должен сидеть в тюрьме! А Ильхомов и ему подобные — воры. Вы ведь и сами об этом знаете, но боитесь себе в этом признаться. Вот скажите, в экспертном совете, в котором вы заседаете, есть взяточники? Люди, которые берут деньги за то, чтобы раздавать нужным людям ученые степени?

— Наверное, есть, — кивнул головой Саматов.

— Не наверное, а точно есть. Это распространенное явление, причем не только в вашей республике — по всему Союзу подобное происходит. Наверняка и вам предлагали в этом участвовать. Ведь предлагали?

— Ну, было как-то пару лет назад, — подтвердил догадку следователя Саматов.

— Вот видите! — не скрывая своей радости, воскликнул Габрилянов. — И кто же это был?

— Профессор Ганишвили Тенгиз Сократович. Но я категорически отказался от этого предложения.

Услышав фамилию профессора-взяточника, следователь стушевался, что не укрылось от внимания Саматова. И в этот миг он понял, что совершил бестактность — невольно затронул земляческие чувства своего собеседника, который был родом из Закавказья. За этим демаршем обязательно должна была последовать вспышка ярости, и она последовала.

— Вы лжете, Саматов! — чуть ли не закричал Габрилянов. — Мы проверяли — профессор Ганишвили честный человек. А вот ваш Ильхомов — взяточник! И если вы будете его покрывать, то сами окажетесь вместе с ним на скамье подсудимых. А у вас, насколько я знаю, парализованная мать. Если вас не станет, кто будет ее содержать и ухаживать за ней? Вы об этом подумали? Вам что судьба каких-то взяточников дороже судьбы вашей матери, которую вы можете больше не увидеть?

Выдав этот монолог, Габрилянов вернулся на свое место, придвинув вентилятор чуть ли не вплотную к себе.

— Можно еще воды? — после некоторой паузы попросил у следователя Саматов.

Габрилянов снова наполнил стакан и передал его собеседнику. Осушив его, Саматов вновь взглянул на следователя и спросил:

— А если я дам вам нужные показания, меня отпустят?

— Не сразу, — мотнул головой Габрилянов. — Но то, что на следующей неделе вы будете дома рядом с матерью, я вам гарантирую.

— Тогда что я должен написать?

Однако ответить Габрилянов не успел, поскольку в кабинет вошел его заместитель — следователь Алексей Жаров. Судя по выражению его лица, он был явно чем-то озабочен. Поэтому Габрилянов нажал кнопку вызова под столом и когда в кабинет вошел конвойный, попросил его отвести Саматова в камеру предварительного заключения, пообещав последнему новую встречу уже в скором времени. Когда дверь за Саматовым закрылась, Жаров спросил:

— Ну что, по-прежнему выкаблучивается?

— Уже нет — сломался, — ответил Габрилянов. — Да и куда ему деваться, когда на него такая махина навалилась — в порошок сотрет.

Жаров подошел к раскрытому окну и достал из заднего кармана брюк пачку сигарет «Мальборо».

— Как ты можешь курить в такую жару? — искренне удивился Габрилянов.

— А что ты предлагаешь, если она здесь длится до сентября — вообще курить бросить? — спросил Жаров, отправляя сигарету в рот. — Надо «колоть» этих чурок побыстрее и мотать обратно в Москву.

— Не волнуйся, до сентября мы здесь не задержимся, — успокоил коллегу Габрилянов. — Если все будет складываться удачно, через месяц-полтора нам светит отпуск. И вернемся мы сюда уже холодной осенью. Если вообще вернемся. Но чтобы уехать со спокойной душой, нам надо заарканить как можно больше фигурантов, причем не рядовых.

— Твоими бы устами да мед пить, — усмехнулся Жаров. — Если твой Саматов сломался, то мой Максумов играет в несознанку. И голыми руками его не возьмешь — идейный, сука!

— А ты помаринуй его хорошенько в изоляторе и замордуй ночными допросами. Тебя что, учить надо? — удивился Габрилянов.

— Пробовал — не получается. Может, мы вдвоем его расколем? — пуская дым в окно, спросил Жаров.

— Алексей, мне Саматова дожать надо, пока он тепленький, — вытирая платком пот с лица, ответил Габрилянов. — А тут еще вечером в аэропорт ехать — сын-балбес прилетает.

— Что он здесь потерял в таком пекле?

— Лучше здешнее пекло, чем то, в какое он угодил в Тбилиси.

— Так это не Ленчик?

— Нет — Баграт, — ответил Габрилянов, имея в виду своего отпрыска от первого брака. — Парень связался с «золотой молодежью», а те его вовлекли в какую-то темную историю. Отчим с трудом его из нее вытащил, но оставаться там ему нельзя — все может повториться. Вот моя бывшая супруга и отправила его сюда в надежде, что здесь он будет в безопасности.

— А в Армению нельзя было его отправить? — продолжал удивляться Жаров.

— Чудак, из Еревана до Тбилиси всего три с половиной часа на автомобиле. А вот до Ташкента — больше суток. Есть разница? Хочу пристроить его в местный политехнический институт, он ведь у меня в технике хорошо сечет. Да и армян здесь тоже хватает — не дадут парню пропасть. Я ему уже и место в общежитии подыскал.

В это время зазвонил телефон, стоявший на столе. Габрилянов снял трубку и практически тут же ее положил, сообщив коллеге, что ему надо срочно подняться на третий этаж. Это означало, что его хочет видеть сам председатель КГБ Узбекской ССР Левон Мелкумов.

Когда спустя пять минут Габрилянов вошел в кабинет председателя, тот встретил его сидя за столом с пиалой горячего зеленого чая в руке. Поскольку кабинет был оборудован импортным кондиционером, в нем царила приятная прохлада, которая подействовала на гостя самым благотворным образом. И когда хозяин кабинета пригласил его за стол и налил ему в пустую пиалу чаю, тот не стал отказываться и заметил: