Книга Фантомас - Марсель Аллен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так ты пришел сюда только для того, чтобы задать мне эти вопросы?
Юноша вскочил:
– Отец! Я не могу больше оставаться женщиной!
– Вот как? Почему же?
– Не надо иронии! – губы Шарля задрожали. – У меня нет сил разыгрывать эту комедию!
Этьен Ромбер пристально смотрел на сына. Новая мысль пришла ему в голову.
– Кажется, я понимаю… – протянул старик. – Конечно, ведь в Руайяль-Паласе только что произошло два крупных ограбления. А мадемуазель Жанна с некоторых пор работает в этом отеле…
Он криво усмехнулся:
– Конечно, никому не придет в голову связывать скромную служащую с именем погибшего Шарля Ромбера. Но, может быть, у полиции найдутся причины заинтересоваться самой мадемуазель Жанной?
Юноша побледнел:
– Отец? Вы считаете меня вором?!
– А ты сам как считаешь?
Голос отца зазвучал зловеще. Он наклонился к уху сына и продолжал шепотом:
– Как ты сам считаешь? Ты можешь утверждать с уверенностью, что этого не делал? А вот я, твой отец, сомневаюсь! Еще когда читал в газетах об этих кражах, я старался гнать прочь всякую мысль о тебе. Но ведь я-то лучше других знаю, каким сыном наградила меня судьба!
Шарль сжал кулаки:
– Мсье, я не вор!
В голосе его звучало негодование:
– Господи, что же это! Неужели мне теперь придется всю жизнь доказывать, что я не преступник? Вы обвиняли меня в замке Болье, вы обвиняете меня сейчас… Вы, самый близкий мне человек! Отец, какая тень застлала вам разум? Почему вы так хотите заставить меня самого поверить, что я – убийца и грабитель?!
Этьен Ромбер пожал плечами:
– В том-то и дело, что я – самый близкий тебе человек. И не надо детских истерик… Что стоят твои отрицания без доказательств? Криком и заклинаниями ничего не докажешь. Нужны факты!
Молодой человек безнадежно махнул рукой и устало опустился в кресло.
– О Боже, вы уже все решили и даже слушать ничего не хотите… – простонал он.
Старик внимательно смотрел на сына.
– Ну поставь себя на мое место, – наконец произнес он. – После ограблений в Руайяль-Паласе ты приходишь ко мне поздно вечером, насмерть перепуганный и явно хочешь просить о какой-то помощи. Значит, тебе грозит новая опасность. Что-то еще случилось, чего я не знаю, причем совсем недавно. Так что же ты тогда натворил?
Шарль собрался с мыслями.
– Ничего я не натворил, – выдавил он наконец. – Но у нас в отеле вот уже несколько дней работает полицейский. Такой же переодетый, как и я. Он выдает себя за Анри Вердье, служащего из каирского филиала. Но я узнал его. Я видел этого человека совсем недавно, причем при таких обстоятельствах, что мне уж вовек его не забыть!
– О ком ты? – непонимающе спросил старик.
– О Жюве!
– Что? Жюв работает в Руайяль-Паласе?!
– Да! Я не мог ошибиться!
– Интересно… – пробормотал Ромбер. – Продолжай! Он тебя не узнал?
– Не знаю. Но сегодня за ужином, прикидываясь новичком, он учинил мне настоящий допрос, и Бог его знает, какие сделал выводы.
Мало того, часа два назад он зашел в мою комнату угостить сигаретой, долго нес какую-то чепуху насчет любви при полной луне, а потом полез обниматься. Испугавшись, что он почувствует у меня под платьем мускулы или… ну, что-нибудь еще, я ударил его. А он поскользнулся и ударился головой о тумбочку. Да так и остался лежать. А я совсем потерял голову и сбежал…
Глаза Этьена Ромбера расширились.
– Боже правый! – тихо произнес он. – Неужели ты убил полицейского?
Юноша опустил глаза и прошептал:
– Не знаю, отец…
…Больше получаса Шарлю пришлось ждать отца в одиночестве, заперевшись в кабинете. Наконец Этьен Ромбер вернулся. Он выглядел изможденным и постаревшим. В руке его был объемистый пакет.
– Держи, – негромко сказал он. – Тут мужская одежда и деньги. И постарайся исчезнуть…
Жорж Самбадель осторожно постучал своей новой пенковой трубкой по мраморной каминной плите, вытряхнул пепел и с удовлетворением посмотрел на потемневший черенок. Не каждому удается так искусно обкуривать трубки! Затем он повернулся к своему коллеге и сказал:
– Послушай, старина Перре! Конечно, здесь не так уж плохо работать, но ей-богу, даже когда я проходил практику в больнице для бедных, не говоря уже о госпитале в Божоне, весь персонал питался куда лучше. Не то чтобы все набивали животы до отвала, просто еда была качественней. Все потому, что директора там предпочитают закрывать глаза на некоторые наши вольности.
Перре кивнул:
– О чем говорить! Конечно, в обычных больницах жратва получше, и именно по этой причине. В иных случается полакомиться даже шампанским, которое родственники приносят больным! А тут…
…Когда доктор Бирон основал в Пасси лечебницу, предназначенную, как сообщали рекламные проспекты, для людей переутомленных, чересчур возбудимых, подверженных срывам, а проще говоря, для госпитализации пациентов с психическими отклонениями, он принял меры, чтобы его заведение считалось солидным, профессиональным предприятием. Любой, поступавший к нему на работу, должен был быть если не профессиональным психиатром, то хотя бы иметь за плечами практику в одной из специализированных лечебниц. Таким образом, больница теперь имела прекрасную репутацию и процветала…
…Самбадель продолжал:
– Согласен, у нас не простая клиника, тут нужна строгая дисциплина. Но ведь администрация установила правила, как в лепрозории! Да еще делает из нас мальчиков на побегушках. Больница есть больница, и в ней должно быть разделение труда, как и везде – одни работают в кабинетах, другие в лабораториях, третьи в палатах… Так нет же, изволь быть в каждой бочке затычкой! Мы ведь дипломированные медики, должны заниматься своим делом.
Перре примирительно улыбнулся:
– Полно, старина! Мы-то как раз здесь не в кегли играем…
– А я вовсе и не говорю, будто от нас нет никакого проку! – возразил Самбадель. – Но в сутках, дорогой мой, всего двадцать четыре часа, и ни секундой больше. Мы же с тобой целыми днями ухаживаем за больными, вытираем им носы, укладываем в постельки, а потом еще остается целый ворох разных бумаг, которые нужно приводить в порядок!
– Да плюнь ты! – лениво проговорил Перре. – Кому нужны эти бумажки… Хочешь, я лучше подкину тебе интересный материал для твоей брошюры о психических отклонениях? Очень любопытный случай. Некая Ромбер. У меня в отделении она под номером двадцать семь. Красивая сорокалетняя дама, к счастью, не буйная. Классический случай мании преследования!
