Книга Я все еще здесь - Клели Авит

Тон, каким он это сказал, окончательно сбил меня с толку.

– Слушай, Жюльен… Я могу тебе чем-то помочь?

– У тебя найдется минутка сегодня вечером?

– Для тебя – всегда! Но все-таки, что случилось? Несмотря на заверения Жюльена, я всерьез забеспокоился.

– Да так, ничего особенного. Ты, главное, не волнуйся!

– О чем я не должен волноваться?

– Я хочу кое-что тебе сказать. Может, встретимся в баре? Или нет, лучше у тебя. Годится?

– Ну конечно! Но ты уверен, что у тебя все нормально?

– Абсолютно. До скорого.

Жюльен отключился. Некоторое время я простоял в недоумении, прикидывая, не стоит ли ему перезвонить. Ладно, он скоро приедет, как-нибудь дотерплю. Я огляделся. Поглощенный своими мыслями, я ни на что не обращал внимания, но сейчас обнаружил, что в гостиной у меня жуткий бардак.

Полчаса, которые требовались Жюльену на дорогу, я потратил на то, чтобы навести в квартире хотя бы видимость порядка, после чего обследовал свои запасы спиртного: что, кроме грушевого сока, я могу предложить лучшему другу? Через пять минут активных поисков я убедился, что ничего. Ну и ладно. Жюльен не зря мой лучший друг, он на меня не обидится.

Зазвонил домофон. Я открыл Жюльену дверь подъезда и встал на пороге квартиры, поджидая его. Он появился через минуту. Я всматривался в его лицо, стараясь угадать причину его неожиданного визита. Он коротко обнял меня, вошел, разулся, направился в гостиную и плюхнулся на диван.

Я молча протянул ему бутылку сока. Он махнул рукой: давай. Мы еще не обменялись ни словом, если не считать того, что он назвал себя в домофон. Я сел напротив Жюльена и уставился на него. И не сдержал смешка – обычно бывает ровно наоборот.

– Что ты ржешь? – спросил он.

– В последнее время это ты тянул из меня по слову. А сейчас сам боишься рот раскрыть.

Жюльен кивнул. Его губы тронула легкая улыбка. Он выпрямился, сжал правую руку левой – верный признак, что он волнуется, – и, сделав глубокий вдох, объявил:

– Гаэль беременна.

За какую-то долю секунды я пережил целую бурю чувств. Радость за друга, зависть, радость за Клару, у которой будет брат или сестра, тревогу за друзей – второй ребенок в доме, это не шутки… Я наконец понял, почему Жюльену надо было, как он выразился по телефону, «снять стресс». Но все свои эмоции я выразил одним словом:

– Потрясающе!

Жюльен пристально взглянул на меня, и его лицо просияло.

– А то!

Я встал и обнял его. Я понимал его волнение: он станет отцом во второй раз. Он даже слегка прослезился – конечно, от счастья, отчего же еще.

– А ты как, в порядке? – спросил он, садясь обратно.

– Еще бы! Прекрасная новость!

– Да, но… В смысле…

Я видел, что Жюльен чуть смущен. Он знал, как я люблю детей. Все это знали. Кроме того, он знал, что меня все больше угнетало, что у меня нет детей.

– Все нормально, Жюльен. Не бери в голову. Я обязательно кого-нибудь найду, дай только срок.

– О, это уже прогресс! – воскликнул он с искренней радостью.

– Конечно. Но что там с твоим стрессом?

Я предпочел сменить тему, чтобы не обсуждать ситуацию с Эльзой.

– Это и была причина моего стресса, – признался он.

– Не понял?

– Ты.

– Я?

– Я не знал, как тебе об этом сказать.

Если бы не убеждение, что настоящие мужчины в таких случаях не плачут, я бы разрыдался. В прошлый раз, когда я разнюнился в пабе, я изменил своим принципам, но сейчас решил сохранить им верность.

– Жюльен… Брось ты это, я тебя умоляю. Конечно, я слегка завидую твоей замечательной семье, но мне кажется, что и я наконец до этого дозрел, так что давай не будем об этом, ладно?

Жюльен всматривался в мое лицо, словно проверял, не обманываю ли я его. Судя по всему, ничего подозрительного он не заметил и кивнул мне, а я весело улыбнулся в ответ. Мы расхохотались, и тут у меня снова зазвонил телефон.

– Извини, я на минутку, – выдавил я сквозь смех.

Я снял трубку, даже не взглянув на номер звонящего, все еще во власти эйфории от новости, которую мне сообщил Жюльен. Но едва я услышал в трубке женский голос, вернее, тон этого голоса, как с меня слетела вся веселость. Я так и не понял, кто звонит, но что-то подсказывало, что звонят не просто так.

– Месье Грамон?

– Слушаю вас.

– Добрый вечер. Говорят из больницы «Розалин».

Кровь застыла у меня в жилах. Голос медсестры пропал, заглушенный чем-то вроде звукового экрана, который воздвиг мой мозг, заслоняясь от информации и судорожно отыскивая возможные причины звонка. Первое, что пришло мне в голову: что-то с Эльзой. Правда, непонятно, почему из больницы звонят мне.

– Алло? Месье Грамон? Вы слушаете?

– Что? Да, простите. Я не расслышал. Вы не могли бы повторить?

– Я сказала, что звоню вам потому, что мне не удалось связаться с мадам Грамон. Это ваша мать, я правильно понимаю?

– Да, все верно. А что случилось?

– Мне… Мне очень жаль, что приходится сообщать вам такие вещи по телефону, но… Ваш брат скончался. Примерно час назад он выпал из окна своей палаты. Мы пытались его спасти, но… Бригада реанимации убеждена, что это самоубийство. Поверьте, мне очень жаль. Вам… вам нужно подъехать в больницу, получить документы и… Ну, вы сами понимаете.

Если она еще раз повторит, что ей очень жаль, я брошу трубку.

– Месье Грамон?

У меня подкосились ноги. Я весь заледенел. В голове воцарилась абсолютная пустота, но я все же сумел ответить:

– Я приеду через полчаса, вместе с мадам Грамон.

И повесил трубку, не дожидаясь ответа. После того как раздался звонок, я по привычке отошел подальше, чтобы не мешать Жюльену. Теперь я почуял, что он стоит у меня за спиной.

– Тибо, что случилось?

Я медленно повернулся от окна. Кажется, мои принципы «настоящего мужчины» сейчас рассыплются в прах.

– Сильвен…

Мой лучший друг сразу понял, в чем дело. Хотя как он мог это понять? Наверное, просто почувствовал, что стряслось что-то ужасное.

– Ты должен ехать в больницу? – спросил он.

– Сначала заеду за матерью.

– Все так плохо?

Я кивнул, не в силах ни шевельнуться, ни произнести хоть слово. Я стоял столбом. Ботинки и «космическую» куртку мне подал Жюльен. Как я садился на пассажирское сиденье его машины, я не помню. Не помню, как сзади села мать. Ничего не помню. Совсем ничего. В сознании осталась только боль, отгородиться от которой не помогла бы никакая проклятая завеса.