Книга Рыцари Ветра вступают в бой - Эрик Л’Ом
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно в комнату ворвался Юрьен де Троиль – взлохмаченный, со следами чужой крови на лице. Амбор и Бертолен почтительно его приветствовали. Юрьен подошёл к ребятам, любовно потрепал по щеке своего племянника Ромарика и спросил внушительным басом:
– Который из вас Тоти?
– Я… – робко отозвался мальчуган.
– У тебя есть брат по прозвищу Лучник, разбойничий атаман?
– Да, а что?
Юрьен посмотрел ему глаза.
– Мужайся, малыш. Твой брат погиб, пал в бою, покрыв себя славой.
Тоти опустил голову, из глаз брызнули слёзы. Шагая следом за Юрьеном как автомат, он вышел. За ним потянулись и остальные, кроме Тома, жестом показавшего, что его можно оставить одного.
При свете факелов дюжина разбойников положила тело Лучника перед домом. Тоти надолго застыл над телом брата, потом упал на него и дал волю горю, рыдая и колотя кулаками по бездыханной груди.
– Ты оставил меня совсем-совсем одного… Ты меня бросил…
– Перестань, малыш. – Юрьен поднял пажа. – Брат уже не вернётся. Будь достоин его памяти.
Тоти постепенно успокоился, отвёл взгляд от тела Лучника, шагнул к Юрьену и доверчиво взял его за руку. Старый рыцарь был изумлён.
– Бедный Тоти… – прошептал Ромарик. – Ему так необходимы ласковые слова…
Друзья собирались броситься утешать маленького пажа, как вдруг толпа колыхнулась в другую сторону, послышались тревожные возгласы.
Из башни вышли трое. Один нёс мальчика…
Это был Кадехар с Гиймо на руках. За ним шли Геральд и Иорван, прижимавший к груди большую книгу в усыпанном звёздами переплёте.
Вся Армия Холмов знала, что последний удар по Призраку в этой отчаянной битве должны нанести колдуны. Их встретили криками радости и оглушительным «ура». Раз они остались живы, значит, Призрак проиграл! Кушумаи, уже способная идти без помощи охотников, приветствовала победителей.
– Великолепно! – воскликнула она. – Вы победили Великого мага и вернули Гиймо!
– Мы ничего не сделали, – возразил Геральд. – Только расшифровали колдовство перемещения, применённое Шарфалаком, и тоже им воспользовались. Оно перенесло нас в Ядигар, в храм Бохора. На крыше мы нашли бесчувственного Гиймо, Книгу звёзд и кучку пепла. Великого мага след простыл! Не знаю, что произошло, но Гиймо, судя по всему, самостоятельно одержал победу.
Объяснения колдуна вызвали всеобщее удивление.
– Главное, – произнесла Кушумаи, – что проклятый старик не довёл свой ритуал до конца! Все три мира теперь спасены!
– А сам Гиймо? – спросил командор.
– Очень слаб, но дышит нормально, – ответил Кадехар.
– Гиймо!!!
Расталкивая толпу, к Кадехару пробивались подростки из Ис. Увидев, что мальчик без сознания, Амбра издала душераздирающий крик:
– Он мёртв! Мёртв! Он умер!
– Успокойся, – мягко проговорил Геральд. – Гиймо жив.
Амбра перевела дух и дрожащей рукой погладила мальчика по щеке. Тот зашевелился, с трудом разомкнул веки и тут же снова их закрыл.
– Вы уверены, что он в порядке? – тревожно спросила Коралия.
– Да. Просто ему нужен отдых. Долгий отдых.
Амбра окончательно успокоилась. На её лице появилось выражение любопытства.
– Поразительно… – пробормотала она. – Я и забыла, что у него такие зелёные глаза!
Кадехар нашёл взглядом Кушумаи.
– Как у его матери… – прошептал он и добавил, обращаясь к Охотнице: – По-моему, нам с тобой не мешает поговорить.
– При моём участии, – произнёс Иорван, неотрывно смотревший на Кайла. Мальчик наконец тоже решился взглянуть на человека в красном плаще.
– Значит, Геральд сказал правду? Вы… Я…
– Я твой отец, Кайл. Твоя мать, у которой ты унаследовал такие прекрасные глаза, живёт в стране Ис. Если я правильно понял, Кушумаи подменила вас с Гиймо, когда вы только родились, и доверила тебя Народу Пустыни…
– Всё правильно… – подтвердила Охотница дрожащим голосом.
Сейчас она была уже не безжалостной воительницей и не бесстрастной колдуньей, а страдающей матерью, которой когда-то пришлось ради спасения своего ребёнка расстаться с ним, оставив себе лишь бесконечную, неизлечимую боль!
Однако Кушумаи быстро взяла себя в руки.
– Всему своё время. Сейчас Кадехар должен без промедления вернуть Гиймо в Ис и передать докторам. А мне надо поговорить с Амброй, попросить у неё прощения.
Потом она со странной улыбкой обратилась к Кадехару:
– Праздновать ещё не время, но праздник близится. Когда это случится, мы сможем всё устроить заново. Готовься…
И она повернулась к Амбре, ласково обняла за плечи и отвела в сторону.
Гиймо заворочался и вздохнул. Уже месяц он лежал в больнице Даштиказара. У него была хорошая одноместная палата в голубых и белых тонах, одно окно которой выходило на равнину, другое – на море, медсёстры каждый день приносили новые цветы… И всё же он чувствовал себя как в тюрьме!
После сражения на крыше храма он до того ослаб, что врачи не сразу смогли ему помочь. Однако постепенно забота и молодость сделали своё дело: он стал поправляться, и теперь его держали в больнице только из осторожности. К счастью, от посетителей не было отбоя, главному врачу даже пришлось вмешаться и составить список лиц, которым разрешалось навещать пациента.
– Мэтр… Папа! – воскликнул Гиймо, увидев Кадехара, неслышно проскользнувшего в палату.
– Доброе утро, сынок, – ответил колдун с широкой улыбкой. – Ну, как себя чувствуешь, герой?
По всей стране Ис только и судачили, что об экспедиции рыцарей да об осаде Енибохора Армией Холмов. Единоборство между Гиймо и Шарфалаком и подавно стало легендой. Ученик колдуна прославился ещё раньше, когда спас Агату из Мира Ненадёжности. Теперь же он превратился в национального героя, в живой миф! С первых дней в вестибюле больницы толпились его многочисленные почитатели, желавшие лично поблагодарить за спасение страны от Призрака. Всё это было, конечно, очень лестно, но крайне утомительно. К тому же Гиймо требовался покой, чтобы поразмыслить о событиях, так стремительно и круто изменивших его жизнь.
– Не называй меня героем! – взмолился он. – Это не смешно!
– Я вовсе не смеюсь, – ответил Кадехар, нежно гладя сына по щеке. – Наоборот, я тобой горжусь! И твоя мама тоже… Я имею в виду Алисию…
Гиймо, конечно, до сих пор не оправился от удара, каким стало для него окончательное понимание, что он не сын своей любимой матушки…
Алисия тоже сильно страдала. Она рыдала, сжимала его в объятиях, твердила, что он навсегда останется её сыном. А Гиймо смотрел на неё, задыхаясь от нежности, и уверял, что для него ничего не изменилось, что всё будет как прежде… Она с тревогой спросила, не хочет ли он к родной матери.
