Книга “Цесаревич” Часть I. Эскадренный броненосец. 1899-1906 гг. - Рафаил Мельников

Немало предлагалось командующему подобных смелых планов, но он на них отвечал стереотипной отговоркой самого низкопробного бюрократа: все это-де хорошо только в теории, а на практике неисполнимо. Таков он был — вскормленный двадцатилетием цензовой системы ее достойнейший, бездарный и бесчувственный продукт. Такой тогда была и государственная система.

В 10 час. 30 мин. флот отпустил тральщики. Державшиеся поодаль "Ниссин" и "Касуга" тронуть их не посмели. Состояние общего подъема не могла испортить серия опять начавшихся повторяться неполадок рулевого управления на "Цесаревиче". Лишенный практики, несмотря на обширные возможности после вступления в строй, корабль шел очень неровно, заставляя свои мателоты, боясь столкновений, непроизвольно растягивать расстояния. Тем временем, держась вне дальности стрельбы, появились отряды японских крейсеров и миноносцев. Скорость флота, составляющую при проводке за тралами 3–5 уз, увеличили до 8, затем до 10 уз. Такую постепенность объясняли опасениями за прочность переборок в отсеках "Ретвизана", вышедшего на прорыв с боевым повреждением. С появлением японских главных сил скорость увеличили до 13 уз.

Окружая русскую эскадру со всех сторон, японцы оставляли свободным путь возвращения в Порт-Артур. Они и на этот раз рассчитывали, что русские вернутся обратно в гавань, где с ними без больших хлопот смогут покончить осадные батареи. Но русские отступать не собирались. Уже более полугода ведя войну, но не имея еще ни одного серьезного столкновения, флоты,"словно предчувствовали решающее значение боя, сближались с крайней осторожностью. Изощренный в хитрости японский командующий, испробовав против русской эскадры и перекидную стрельбу, и торпеды, и брандеры, и мины, готовился применить теперь все накопленные за это время тактические уловки, искусство маневрировать и умение стрелять. Офицеры и матросы русских кораблей горели желанием наконец-то проучить столь долго ускользавшего от боя и измотавшего своим коварством противника.

"Давно бы так! Молодчина Витгефт! Нет отступления" — такими, как вспоминал В. Семенов, словами встретили на "Диане" поднятый "Цесаревичем" сигнал "Флот извещается, что государь император приказал идти во Владивосток". Что ж, адмиралу в тот момент можно было простить и этот сигнал, хотя он вовсе не напоминал тот ("Англия надеется, что каждый исполнит свой долг"), которым без малого сто лет назад адмирал Нельсон сумел до крайней степени энтузиазма возбудить в своей эскадре боевой дух. Но нельзя было и не видеть (многие после боя так и говорили), что приказ Витгефта, добровольно избравшего роль Вильнева, а не Нельсона, был скрытым отражением все той же его унылой позиции: принужденности к походу ("государь приказал") и отсутствия даже намека на призыв и волю к победе. Решительный бой, отчаянная схватка (и об этом не раз говорилось в директивах наместника), "наука побеждать", овладение морем — все эти высокие понятия были глубоко чужды адмиралу, не раз откровенно заявлявшему своим командирам, что он не флотоводец. Принужденный, как и в первом выходе, вести за собой флот, он не ставил перед собой задачу вырвать победу из рук врага или хотя бы нанести ему — пусть даже ценой гибели нескользких кораблей — равнозначные или большие (потери, которые позволили бы уже другой, Балтийской эскадре наверняка с противником покончить. Не веря в победу, адмирал фактически запрещал верить в нее и своим командирам и своему начальнику штаба, категорически не разрешив ему провести предлагавшееся им совещание о тактике боя. (Не правда ли, какое разительное сходство со вторым такой же пробы "флотоводцем", каким спустя год явился в эти воды во главе Балтийской эскадры З.П. Рожественский!).

"Самое тяжелое впечатление" (слова И.О. Эссена), "все говорил о своей неминуемой смерти, что еще более удручало всех" (из показания командира "Цесаревича") — так "вдохновлял" командующий своих командиров перед боем, таким он оставался и в бою. Все зависело от его настроения, все держалось на тонких нитях сигнальных фалов флагманских кораблей. Сбитые или сгоревшие, эти фалы в мгновение могли сделать эскадру неуправляемой — других средств связи или способов передачи приказаний хотя бы посредством сопровождавших эскадру миноносцев — предусмотрено не было. По-прежнему, как заставляют об этом думать документы, безмолвствовало радио.

Официальная история, документы, мемуары — нигде не упоминалось об использовании эскадрой великого русского изобретения. Ни словом не вспоминает о нем и в сборнике "Порт-Артур" (Нью-Йорк, 1955) энтузиаст радио (бывший тогда в бою мичманом) С.Н. Власьев, который будто бы привез в Порт-Артур два комплекта усовершенствованных станций системы Попов-Дюкрете и даже, кажется, успел наладить связь с крейсером "Варяг" в Чемульпо.

Первый бой, продолжавшийся с 12 час. до 14 час. 20 мин., "Цесаревич" начал с расстояния 75 каб., отвечая на направленную по нему пристрелку японской эскадры. За недолетным (около 400 м) второй выстрел лег к японцам ближе. Направление было точное. Впервые в открытом бою японцы демонстрировали свое искусство стрелять на дальние расстояния. Как отмечал командовавший носовой 305-мм башней младший артиллерийский офицер лейтенант Н.Н. Азарьев, "стрельба японцев было очень быстрая и меткая". Сказывались "большая практика при стрельбе с больших расстояний" и наличие оптических прицелов. Правда, методом массирования огня всего флота по одной цели, каким была уничтожена эскадра З.П. Рожественского, японцы видимо, еще не владели. Возможно и другое: боясь чрезмерного расхода снарядов, который был сопряжен с этим методом, они пока еще не хотели рисковать слишком рано остаться без них.

В продолжение более чем двухчасового боя "Цесаревич" получил лишь несколько пробоин в надводной части (большинство снарядов ложилось недолетами), не вызывавших серьезных повреждений. К исходу первой фазы боя расстояние на контргалсах уменьшалось до 36 каб. На этих более привычных для русских дистанций удалось добиться нескольких попаданий по противнику. С расстояния в 45 каб японцы ввели в действие и 152-мм пушки. Но их стрельба, как замечал не занятый в тот момент и внимательно наблюдавший за боем старший минный офицер лейтенант В.К. Пилкин, казалась много хуже, чем из орудий больших калибров. По-видимому, лучшие комендоры находились именно при 305-мм пушках. Позднее говорили, что у японцев из башенных орудий стреляли исключительно офицеры.

Но наша эскадра не обнаружила высокой меткости. Отсутствие практики в стрельбе на большие расстояния (МТК такие опыты на расстоянии 50–60 каб планировал только на 1905 г.!) и недоработка методов определения поправки на скорость противника приводили к тому, что многие выстрелы не имели нужного упреждения. Они ложились либо перед носом, либо за кормой японских кораблей. Этим, как было видно в бою, грешили многие корабли русской эскадры.

К этому печальному феномену (вот как приходилось расплачиваться за тепличные условия наместнических смотров) оказались не готовы и многие из старших артиллерийских офицеров. Цензоваловый подход к распределению обязанностей по артиллерии и постоянная нехватка кадров офицеров-артиллеристов (а часть из них сумели оставить на батареях крепости) привели к тому, что на некоторых кораблях башнями 305-мм орудий командовали далеко к этому не готовые кондукторы. Не всем давалась наука стрелять с гарантированными поправками, да еще на непривычно дальние расстояния.