Книга Все в твоей голове - Сюзанна О'Салливан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Прошу НЕ НАЗНАЧАТЬ новые лекарственные препараты и НЕ ПРОВОДИТЬ любые обследования, предварительно не обговорив со мной план лечения».
Такую запись на обложке медкарты всех своих пациентов я стала делать спустя полгода после начала работы неврологом. Я пишу красной ручкой, используя заглавные буквы и дважды подчеркивая фразу (этому я научилась у пациентов, не раз присылавших в мой адрес гневные жалобы в попытке до меня докричаться).
На самом деле мне хочется написать другое: «Никаких инвалидных колясок, костылей, болеутоляющих и ЛЮБОГО РОДА ХИРУРГИЧЕСКИХ ВМЕШАТЕЛЬСТВ».
В моей практике было много подобных случаев, но Лорна запомнилась тем, что из-за нее меня выдернули из постели посреди ночи. Мне позвонил дежурный врач и сообщил, что Лорну повезли на операцию, но по дороге у нее начались судороги, и никто не знает, что теперь делать. Буквально за пару часов до этого я оставила Лорну в палате функциональной диагностики, подключенную к прибору ЭЭГ – и вот кто-то, черт возьми, уже собрался ее резать!
Лорна жаловалась на, в общем-то, привычные симптомы: хроническую головную боль, боль в суставах, периодические боли при мочеиспускании, изредка трудности с глотанием… Ко мне она пришла из-за обмороков, и я не сомневалась в их диссоциативной природе, хотя, как всегда, явных доказательств не было. Когда я заглянула к ней тем вечером, она даже не обмолвилась о новых симптомах. А теперь мне говорят, что к ней вызвали дежурного врача, потому что Лорна пожаловалась на сильную боль в животе. Врач сразу назначил анализы и передал ее хирургам. Температура тела оказалась повышена, в анализе крови тоже были отклонения: некоторые показатели опасно приближались к верхней границе нормы. Лорна плакала от боли, поэтому ей дали морфин. Врачи сошлись на том, что у нее, несомненно, приступ острого аппендицита. Ее отключили от оборудования и повезли в операционную. Сомневаюсь, что кто-то вообще счел нужным заглянуть в медкарту.
Держа в руках телефонную трубку, я представляла, какая суета сейчас царит в отделении. Ночь – время покоя, но крики Лорны наверняка всех перебудили. Другие пациенты недоумевают: «Что с бедной девушкой? Почему ей никто не поможет?» Врачи и медсестры чувствуют себя не в своей тарелке – что бы они ни делали, Лорне лучше не становится, она кричит все громче. Паника нарастает. Наилучшим выходом будет усыпить ее и поскорее отвезти в операционную.
Морфин не отключил Лорну полностью, лишь опьянил, чтобы врачи могли спокойно подготовить ее к операции. Анестезиологу сказали только, что она обратилась в больницу из-за обмороков и не принимает никаких медикаментов. Он был совершенно не готов к тому, что пациентка вдруг окаменеет, выгнется колесом и забьется в судорогах, молотя руками и ногами по операционному столу. Ей хотели дать снотворное, но она вырвала катетер из вены и билась так сильно, что новый поставить не смогли. И тогда позвонили мне.
Я взяла такси и примчалась в больницу. Нужную палату нашла сразу: крики слышались на другом конце коридора. Лорна лежала на полу. Хирург удерживал ей ноги, две медсестры прижимали руки. Под головой у нее лежали подушки, чтобы она не разбила голову. Лорна вырывалась с такой силой, что трое взрослых едва могли ее удержать.
Рядом стоял анестезиолог, он был в ярости.
– Почему девочку не лечат от эпилепсии?! – рявкнул он, стоило мне приблизиться.
На языке крутился язвительный ответ, но я смолчала; вместо этого повернулась к остальным и попросила их отойти от Лорны.
– Если мы ее отпустим, она покалечится, – возразил хирург. Он был очень молодым и, казалось, вот-вот заплачет.
Я заверила, что так надо, и попросила всех, кроме одной медсестры, выйти из палаты. Оказавшись на свободе, Лорна, конечно же, забилась в судорогах еще сильнее. Молодой врач стоял на пороге и удивленно на меня смотрел, готовясь перехватить пациентку по первому же слову. Вместо этого я повторила просьбу удалиться и оставить Лорну в покое.
Когда в палате остались лишь мы трое, я скрестила пальцы наудачу, надеясь, что не ошиблась. Лорна съехала в сторону и теперь ногами молотила по железному столу. Мы с медсестрой сдвинули мебель к стенам; все это время я убеждала Лорну прийти в себя. Скоро и впрямь все закончилось – так же неожиданно, как и началось. Лорна замерла. Часто дыша, она лежала на спине с закрытыми глазами. Мы с медсестрой обменялись радостными взглядами. Через пять минут Лорна пришла в себя, ничего не помня о случившемся.
Я предоставила ее заботам медсестры, а сама вышла в коридор, чтобы поговорить с остальными врачами, надеясь скоро вернуться в постель. Увы, разъяренный анестезиолог и хирург тут же поинтересовались, можно ли делать операцию. «Вы что, так ничего и поняли?» – хотела съязвить я, но вместо этого сдержанно просила их подождать, потому что Лорне диагностировали соматизированное расстройство, и боль в животе может пройти сама, так же как и судороги.
Хирурга убедить не удалось, и он позвонил заведующему отделением.
– У пациентки жар, повышенное содержание лейкоцитов в крови и сильная боль в животе, – сказал тот, когда мне передали трубку. – Ее надо оперировать.
– На самом деле температура в пределах нормы, лейкоциты – тоже. Эти показатели еще ни о чем не говорят. Возможно, они слегка завышены из-за судорог, – не согласилась я.
После недолгого спора мы решили, что стоит повторить анализы и немного подождать, а в случае ухудшения сразу везти Лорну в операционную. К утру боль исчезла, и вопрос насчет операции отпал сам собой. Когда я заглянула к ней на следующий день, Лорна не очень-то мне обрадовалась. Впрочем, я была счастлива уже тому, что с момента госпитализации ей не стало хуже. Это был лучший результат, на который мы могли рассчитывать.
Я встречала многих пациентов, которым делали бесполезные операции, после чего они находили новый способ выразить свою душевную боль. Двоим я сказала, что их припадки носят диссоциативный характер, а на следующий день увидела, как они передвигаются на костылях: судороги прошли, зато появились проблемы с опорно-двигательным аппаратом. Стоит опровергнуть один диагноз, как тут же появляются симптомы другого заболевания, и все начинается снова.
Разорвать этот порочный круг нелегко. Психосоматическая болезнь сродни наркотической зависимости – она столь же разрушительно действует на организм, и от нее крайне сложно избавиться. Многие зависимые переключаются на что-то другое, якобы менее вредное: вместо наркотиков выбирают сигареты, вместо курения налегают на еду… Если болезнь стала для человека своеобразным «костылем», от нее нельзя отказаться просто так, ее надо чем-то заменить – и удается это далеко не всегда.
Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет.
Некоторые психосоматические расстройства бывают очень необычными, даже уникальными. Другие встречаются так часто, что симптомы наверняка проявлялись если не у вас, так у кого-то из вашего окружения; хотя большинство людей поспорили бы с таким диагнозом. Сама природа психосоматических симптомов располагает к отрицанию, потому что объективно оценить их невозможно.
