Книга Все в твоей голове - Сюзанна О'Салливан

– Знаете, сложно не отследить параллель между вашими симптомами и тем, как развивалась болезнь вашей матери.

– Я знаю, что с рукой не было ничего серьезного. Не могу объяснить… Умом я все понимала, но боль и слабость казались такими реальными, что это было словно взаправду. Мне не делали облучение и лимфатические узлы не удаляли, поэтому и осложнений быть не могло. И все же боль не проходила.

– А потом, когда пришли результаты анализов?..

– Сразу стало лучше, и я почувствовала себя полной дурой. Зря я на них согласилась…

– Постарайтесь не думать сейчас как врач. Будьте пациентом. Пусть в больнице сами решают, какие процедуры вам нужны.

Элис была милой девушкой и нравилась всем врачам и медсестрам. Правда, иногда ей казалось, они любезничают с ней, потому что она тоже медик. А еще она чувствовала, что они не знают, как с ней общаться. Стоит ли с ней разговаривать как с обычным пациентом или делать скидку на то, что она врач? Впрочем, персонал больницы вел себя сдержанно, при разговоре в меру использовал медицинские термины и в целом не выделял Элис из числа прочих больных. И это было справедливо. Когда Элис поинтересовалась, означают ли нормальные результаты анализов, что рак полностью побежден, онколог осторожно ответил: «Раковые клетки могут находиться в мозгу или других органах, так что простите, скрининг-тест не дает стопроцентной гарантии».

В «Исследованиях истерии» Фрейд рассказал историю фрейлейн Элизабет. Среди прочих своих симптомов она страдала от постоянной боли в ноге. Фрейду удалось выяснить, что боль происходит из определенного места на бедре, куда умирающий отец клал распухшие стопы, когда Элизабет меняла ему повязки. Смерть отца стала для нее ужасным потрясением, которое сфокусировалось именно в этой точке. Тем же самым объяснялась и мигрень Элис – когда врач сообщил диагноз, он утешающе погладил девушку по голове.

– Был еще один идиотский случай, о котором я никому не рассказывала. Я шла однажды по городу, разглядывая витрины. Стояла промозглая дождливая погода. Вдруг я почувствовала, как немеет правая нога. Пришлось остановиться и размять ее, чтобы вернуть чувствительность; только онемение никуда не делось. А час спустя стало еще хуже, нога разболелась так сильно, что я еле могла идти. Мне стало страшно. Вдруг это рак добрался до позвоночника и теперь разъедает ведущие к ноге нервы? Тут и спина заныла… Я решила вернуться домой. Села на диван и сняла обувь. И только сейчас заметила, что носок насквозь мокрый. В ботинке продырявилась подошва, поэтому я чуть ли не босой ногой шла по ледяным лужам. В общем, все оказалось нормально. Просто из-за рака я переживала так сильно, что малейшее недомогание сразу списывала на болезнь.

Теория символов призывает искать в симптомах глубокий смысл. Однако с психосоматическими расстройствами не все так просто. Иногда, как это было, например, с Мэри, я могу объяснять символическое значение болезни: Мэри явно не хотела видеть того, что сделал ее муж, или помнить об этом. Однако гораздо чаще физические симптомы проявляются под влиянием жизненного опыта пациента (как личного, так и социального), его представлений о болезни или знаний о собственном теле.

В психиатрии есть такое понятие – амок, оно обозначает вспышки агрессивного поведения, свойственные жителям Малайзии и ближайших регионов. Человек впадает в это состояние безо всякого повода, начинает бросаться на окружающих или умышленно вредить себе. Жертва амока практически всегда погибает от своей или чужой руки. В малазийской культуре такое поведение считается болезнью, вызванной одержимостью злым духом. С больного, таким образом, снимается вина, он становится жертвой, ему находят оправдание – чего никогда не случилось бы с человеком, совершившим суицид более традиционным образом.

Согласно «Руководству по диагностике и статистике психических расстройств» амок относится к числу культурно-ограниченных синдромов, которые характерны для определенной социокультурной среды и за ее пределами не встречаются. Например, коро – состояние, свойственное азиатским мужчинам, страх перед втягиванием пениса; во избежание этого пациенты придерживают гениталии рукой. Или, например, синдром «прыгающего француза из штата Мэн», поразивший однажды группу лесорубов, в результате чего они стали испуганно реагировать на любой, даже малейший шум или прикосновение. Или гризи сикнис, который наблюдался у женщин племени мискито в Центральной Америке, выражаясь в виде тошноты, головокружения и приступов безумия, вплоть до обморока. Общество, культура и суеверия формируют наши представления о собственном организме и приемлемых формах выражения стресса.

Свою роль в популяризации симптомов играют и средства массовой информации. В 1990-е, например, многие пациенты были убеждены, что у них кандидоз – потому что газеты и журналы наперебой публиковали статьи об этой болезни, превратив ее в настоящую эпидемию. Один из вэб-сайтов, например, среди признаков кандидоза перечислял раздражительность, чувство усталости, зуд в ушах, вздутие живота, потерю внимания и жажду сладкого. СМИ подробно описывали симптомы, и люди шли в больницу, самостоятельно поставив себе диагноз. На самом же деле Candida – довольно безобидный грибок; он, конечно, может привести к развитию некоторых болезней вроде молочницы у женщин, но опасность представляет разве что для пациентов с иммунодефицитом. Со временем люди перестали спрашивать о кандидозе. Теперь в моде пищевые аллергии. Недавно я была на званом ужине, где каждый пятый жаловался, будто у него непереносимость глютена, лактозы или иного продукта питания. Причем аллергия развилась уже в зрелом возрасте, что, в общем-то, большая редкость. Люди хотят найти причину своих недомоганий, но упрямо не желают объяснять их неправильным образом жизни, стрессом или старением. СМИ же рады подсказать красивый ответ. Люди охотно поддаются внушению. Спроси у пациента, есть ли у него зуд в ушах, будто это важный симптом, – человек подумает и, скорее всего, ответит положительно.

Немаловажное значение в развитии психосоматических заболеваний играет и личный опыт. Вот девушка несколько раз теряет сознание. Спустя месяц у нее развиваются псевдоэпилептические приступы: организм, вдохновленный естественной реакцией, ищет новые способы выражать стресс. Многие люди, страдающие диссоциативными припадками, в прошлом сталкивались с болезнями, которые они имитируют: либо в раннем детстве у них были судороги, либо кто-то из окружения болен эпилепсией. Или, допустим, у мужчины развиваются сильные головные боли, после того как у его друга диагностировали опухоль мозга. Другой ухаживает за родственником, больным рассеянным склерозом, – и у него самого начинаются спазмы.

Служба здравоохранения не проводит масштабных исследований в области психосоматических заболеваний, поэтому мы не можем отследить каждый симптом до его источника, как это делал Фрейд. Зачастую мы ограничиваемся тем, что ставим пациенту диагноз и обеспечиваем ему психиатрическую терапию, не пытаясь докопаться до истоков болезни.

Я не зацикливаюсь всякий раз на вопросе, почему конкретный симптом возник именно у этого пациента: психосоматические расстройства слишком непостоянны, чтобы пытаться это объяснить. Они мутируют, одна проблема стремительно сменяется другой, вынуждая все время быть начеку.