Книга Та сторона, где ветер - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шурик нервно засмеялся и быстро взглянул Ильке в лицо. Илька висел на форточке, приоткрыв рот от изумления и восторга.
Шурик вздохнул.
– Ну вот… У нее даже бородавка побелела. Она губами пошлепала и говорит: «Я б-буду, Черемховский, н-настаивать, чтобы в-вы не присутствовали на моих уроках. П-па-а-трудитесь выйти».
– А ты? – выдохнул Илька.
Шурик пожал плечами.
– Потрудился…
Илька подумал и серьезно сказал:
– Шурик, ты молодец. А что теперь будет?
– Да ничего, наверное, не будет. До конца года три урока по истории осталось. Переживу.
– А дома? Тебе не влетит?
– Что значит «влетит»? Мне в общепринятом смысле вообще не влетает никогда. А впрочем, не знаю. Видишь ли, со мной первый раз такая история.
Илька почувствовал, что переплет рамы сильно давит ему живот. Неудобно торчать в форточке, лежа животом на тонкой перекладине. Илька завозился.
– Иди в комнату! – спохватился Шурик. – Ты же можешь опять простудиться! Я тоже пошел, мне пора.
И он исчез, вежливо сказав «до свидания».
Илька прыгнул на пол. Бумажная труба лежала у его ног. Илька не разворачивал. Что-то слишком тяжелой стала голова. Может быть, снова поднимался жар? Обо всем думалось сразу: фламинго, Яшка, обрыв, Шурик, его учительница… Все перепутывалось…
Илька тряхнул головой. Все-таки карта перед ним. Вот она. С открытыми тайнами зверей и птиц. Сейчас… Тоненькой стрункой начинало в нем звенеть радостное нетерпение. Сейчас…
Он встал на колени и прижал у карты один уголок. Потом катнул от себя трубу. Карта развернулась сразу: легко, почти без шелеста. Лишь края чуть приподнялись над полом.
Илька вздохнул как от встречного ветра. И засмеялся.
Ну поймите Ильку. Никогда-никогда он не видел вблизи таких громадных карт. Ребятам постарше они, конечно, знакомы, а он, второклассник, где мог их увидеть? И вдруг с размаху развернулся перед ним удивительный синий мир. Синий и пестрый. Словно в полутемной комнате бесшумно упала стена и открылись за ней незнакомые страны.
По Африке, желтой от песка и высохших трав, мчались антилопы и жирафы, неторопливо и царственно двигались львы, шагали независимые слоны. Киты и акулы пенили воды океанов. Веселые кенгуру скакали через всю Австралию, белые медведи и моржи выползали на льдины у полюса. Тигры и зайцы, лоси и удавы, утконосы и крокодилы… От них рябило в глазах. Может быть, и в самом деле они двигались? Не Земля, а веселый зоопарк. Нет, не зоопарк: звери здесь были свободны…
Илька не нашел фламинго. Долго искал по всем берегам и странам, видел удивительную птицу лиру, потом попалась еще странная птица секретарь. А фламинго не было.
Илька не огорчился. Он почти позабыл про фламинго. Вставала перед ним гудящая зелень джунглей, грозно темнели коричневые горы, обнимал со всех сторон темно-голубой океан. И очередями били с карты разнокалиберные буквы названий: Ямайка (Я-майка!), Хоккайдо, Шпицберген, Канберра, Скагеррак (Скагер-р-рак!)… И звонкое, как сигнал трубы, – Горн! Мыс Горн…
Буквы прыгали через оленей и зебр, а львы смешно шевелили хвостами. Илька улыбнулся и прилег щекой на западное побережье Африки…
Когда пришла с работы мама, он спал, раскинувшись между Австралией и берегом Аргентины. Ладонь его бережно прикрывала мыс Горн, известный своими бурями.
… Карту Илька прибил над кроватью. Мама не спорила. Ей только не нравилось, что Илька торчит перед картой целыми часами. Встанет в кровати, упрется в моря и горы ладонями и что-то бормочет.
Мама подходила, трогала лоб. Большого жара не было. Илькина ладонь корабликом скользила по карте.
– О чем ты шепчешь? – спросила мама.
Илька улыбнулся и тихо сказал:
– Под всеми ветрами…
Мама наконец не выдержала:
– Ты засиделся дома. Вся ангина давно кончилась. Мог бы и погулять, а то привыкнешь к пижаме, как пенсионер…
Илька оторвался от карты. Но медлил. Он знал, что, оглянувшись, увидит обыкновенные скучные стены, знакомый до последней щелки шкаф, знакомое окно и знакомый кусок улицы в нем. Не будет в окне джунглей и жирафов.
Он обернулся и увидел скучные обыкновенные стены.
… Он вышел на улицу. Стоял безветренный вечер. Очень теплый. Клейкие, но уже подросшие листики густо сидели на ветках. Солнце ушло за крыши, но было еще светло. В тупике галдели футболисты. Илька постоял на углу. Генки среди игроков он не заметил.
– Иди за нас! – крикнул издалека забывший про ссору Тимка.
Илька покачал головой. Медленно зашагал в другую сторону. Ему было грустно и немного тревожно.
Илька свернул на Пароходную улицу. Впереди, за берегом, не было ничего, кроме неба, и в небе вставал закат. Громадный и ясный. Илька еще не видел такого. У самой земли небо горело алым светом, а выше делалось оранжевым.
Оранжевый свет постепенно терял красноватые тона и переходил в чисто-желтый. И в этом желтом океане, как потерянное перо фламинго, висело узкое облако: пунцовое, с темной оторочкой.
Берег был пуст, и одинокая мазанка над обрывом казалась хижиной Робинзона.
Щелк-щелк-щелк! – стучали Илькины подошвы. А больше – ни звука.
Илька отчетливо понял, что сейчас что-то случится.
И он почти не удивился, когда из-за ближних заборов выплыла в просвет улицы и заскользила по закату высокая тонкая мачта. С перекладиной и тросами, с узким повисшим флагом. Она двигалась над обрывом, и даже мазанка не закрыла ее верхушку.
Илька охнул и рванулся к берегу.
Был невиданный разлив, и горящие на закате плесы уходили к горизонту. Внизу, вдоль береговых откосов, шел большой пароход. С круглыми иллюминаторами вдоль черных высоких бортов, с белой рубкой и мачтой, похожей на мачту фрегата.
Это было нездешнее судно. Видно, пользуясь высокой водой, пароход пришел с низовьев и теперь опять уходил в родные места.
Илька провожал его глазами. Вертелось в голове какое-то слово. Очень нужное и очень знакомое. И наконец Илька догадался: про этот пароход можно было сказать то, что никак не подходило плоским неуклюжим буксирам и пассажирским теплоходам, похожим на плавучие рестораны.
Можно было сказать: корабль.
И тут Илька понял, что же ему не дает покоя. Отчаянно хотелось в дальнюю дорогу. Туда, где незнакомые берега и города.