Книга Жизнь и приключения чудака - Владимир Железников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Итак, заклейменный и уничтоженный, я приплелся к Наташке. А та занималась каким-то странным, непривычным делом. Она подметала пол. Веник для нее был велик, и она держала его двумя руками. Ей было явно не до меня.
Я сел в любимое кресло дяди Шуры и стал думать.
Жалко, что не заступился за тетю Олю. Крик в удаляющуюся спину Надежды Васильевны: «Вы не правы» – это не защита друга. И я вспомнил еще одну историю.
Это случилось после скандала с Колькой-графологом. Правда, я не хотел про это рассказывать, потому что история с Колькой пока имеет только начало и в ней нет конца, а я, как известно, люблю рассказывать только законченные истории. Тогда в них есть и смысл. Но уж раз пришлось к слову…
Дело дошло до того, что я решил уйти из школы. В последнее время я стал избегать Кольку-графолога. А его это ущемляло: все «у его ног», а я нет. И он повел на меня атаку. Как-то пристал ко мне с расспросами, что нового слышно о Надежде Васильевне. А когда я ему ответил, что ничего, он от меня отвязался, отошел к своим дружкам и громко, чтобы я слышал, начал рассказывать про то, какая Надежда Васильевна роковая женщина, как в нее влюблен «некто», подстерегает ее, носит виолончель и прочее, и прочее, и прочее…
Тогда я ему сказал, что это низко – выдавать чужие секреты и что он вообще подлец! И добавил, что если он сейчас не прекратит, я его ударю. Так и сказал. Грубо, конечно. А ведь нельзя еще забывать, что в этом классе я новичок и все, можно сказать, против меня.
«Ну, попробуй», – ответил он и гордо сложил руки на груди.
Мы переругивались через весь класс, и, когда он произнес: «Ну, попробуй», – то был, конечно, уверен, что я своей угрозы не выполню. А я прошел к нему, при этом я двигался необыкновенно легкой походкой, как будто шел на приятное свидание, внимательно посмотрел в его бывшее милое птичье лицо, поднял руку для удара и… не ударил! Вместо этого я улыбнулся и похлопал его по плечу. А он не ожидал этого и вздрогнул, как от удара.
Если бы я его ударил, он бы, вероятно, не так разозлился, а тут просто обезумел. Он приказал: «Ребята, хватай его!» – и вместе с дружками набросился на меня, когда я стоял к ним уже спиной.
Они скрутили мне руки, повалили на пол и сели на ноги. Но этого ему показалось мало, и он крикнул: «Давайте его разденем!» Ему тоже хотелось меня унизить.
Они стянули с меня рубашку, брюки и ботинки. А в это время в класс вошла литераторша. Она чуть не упала от возмущения. Я ее понимаю: я бы сам на ее месте упал. Она же не знала, как все произошло.
«Вон, – закричала она. – Сейчас же!..»
Я подхватил свои вещички и как был, в трусах, в майке и в одном носке, бросился к дверям.
«Дневник!» – остановила она меня.
Тогда я забился в угол и хотел быстро одеться, прежде чем принести ей дневник, но она не дала мне этого сделать.
«Нет, – сказала она. – Так и стой перед девочками!..»
Когда я в уборной одевался, то меня колотила дрожь.
После этого я и решил не ходить больше в школу и провалялся около телевизора три дня.
Первые два дня Наташка старалась прорваться ко мне, но я ее не пускал. Но на третий день она, видно, не выдержала и передо мной появился дядя Шура. Он спросил, как мои дела, что это меня не видно и не заболел ли я. Между прочим спросил о школе. Конечно, это была Наташкина работа: видно, принесла из школы на хвосте. Я ему честно ответил, что эта школа мне не по душе. Он, как всегда, был лаконичен, он только сказал: «Обидно» – и больше ничего. А на следующий день мне позвонил Сашка и зазвал меня в старую школу. И я пошел, и все мне были рады. А бывшие первоклашки чуть с ума не сошли от радости. Я обошел все школьные закоулки, наговорился со старыми знакомыми, был совсем счастлив. Но странное дело: я чувствовал, что это уже не мое и возвращаться сюда мне не хотелось, и это привело меня в такое состояние, что на следующее утро я отправился в свою новую школу.
И только совсем недавно я узнал, что звонок Сашки устроил дядя Шура. Вот это друг! Не кричал, не бил себя кулаком в грудь, а помог. Не то что я.
Тут в моей голове вдруг сложилась простейшая формула для действия. Раз Надежда Васильевна любит Наташку, почему бы Наташке не полюбить Надежду Васильевну?
Наташка кончила подметать пол, достала из шкафа старую, забытую скатерть и сказала:
– Боря, помоги мне постелить скатерть.
От этих ее слов, от того, что она достала скатерть, которую так любила Надежда Васильевна, меня просто выбросило из кресла, как из катапульты. «Ого! – подумал я. – Кажется, можно действовать!»
Мы расстелили скатерть и теперь стояли с разных сторон стола друг против друга.
Почти одновременно мы подняли головы от розовой поверхности скатерти, и наши глаза столкнулись, и Наташка догадалась, о ком я думаю. Потому что она сама думала о Надежде Васильевне!
– Ты изменилась за последнее время, – сказал я. – Глаза у тебя усталые.
– Уроков много задают, – ответила Наташка и отвернулась.
– Конечно, – сказал я. – Это тебе не первый класс. – И решился. – Слушай, я давно хотел с тобой посоветоваться… – Небрежно так произнес, а у самого все внутри напряглось. – Вот жили три человека… А потом разъехались. Двум от этого плохо, а одному хорошо… Что в этом случае делать?.. Как поступить?
Я повернулся к ней спиной, чтобы сесть в кресло, а когда обернулся, ее в комнате не было. Скоро она вернулась, неся в руках кувшин с цветами. Поставила его на стол, и в комнате стало совсем как прежде.
– Розовые цветы на розовом, – сказал я, как когда-то говорила Надежда Васильевна.
– Вот придет папа, – сказала Наташка, не обращая внимания на мои слова, – а у меня чистота.
– Наташка, – сказала я, – а почему ты мне ничего не ответила?
Наташка промолчала. Я тяжело вздохнул.
– «Нет ничего горше самовлюбленной юности, – сказал я словами тети Оли. – Все-то они знают, все понимают, во все лезут, все решают и поэтому бьют очень сильно».
Наташка ничего не успела ответить, потому что хлопнула входная дверь и раздался голос дяди Шуры:
– На-та-ша!
Наташка, не отзываясь, схватила меня за руку и втащила в свою комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Это была ее любимая игра: она пряталась от дяди Шуры, а тот долго ее искал. Но на этот раз из этого ничего не вышло.
Мы услышали, как дядя Шура вошел в первую комнату, на секунду остановился, а потом стремительно ее пересек, резко открыл дверь, увидел нас… и улыбка сползла с его лица.
– Здрасьте, дядя Шура, – сказал я.
Он был так чем-то раздосадован, что даже не ответил мне.
– Ты одна… все убрала? – спросил он у Наташки.
– Да, – ответила Наташка.
И тогда я догадался, что ему пришло в голову, когда он увидел убранную комнату.