Книга Господин судебный пристав - Александр Чиненков

Малов помолчал в задумчивости и, пытаясь казаться спокойным, раскланялся. Уже взявшись за дверную ручку, он обернулся:

— Благодарю за потраченное на меня время, Дмитрий Степанович.

Шагая к своему рабочему месту, Кузьма думал: «Что всё это могло значить? К чему клонил начальник, говоря мне всё это? Очередная проверка на вшивость или что-то другое?»

Усевшись за стол, он разложил перед собой лежавшие в стопке документы и, чтобы отвлечься от всего мрачного и постороннего, углубился в работу.

* * *

Азат Мавлюдов сидел на скрипучей железной кровати, прислонившись плечом к холодной каменной стене. Его сокамерник, представившийся как товарищ Матвей, занимал место напротив и грыз чёрствую корку хлеба, запивая её водой из алюминиевой кружки. Это был среднего роста молодой человек, худощавый, со светлыми волосами.

— Значит, следствие закончено, и ты ждёшь суда, татарин? — спросил он.

— Так и есть, — вздохнул Азат.

— Да, статья твоя хреновая, — посочувствовал сокамерник. — На маленький срок, конечно, рассчитывать нечего.

— А я надеюсь на хорошее, — признался Азат. — В моих действиях нет ничего такого, что тянет на суровый приговор.

Товарищ Матвей опёрся локтем на спинку кровати и довольно улыбнулся.

— Мы все в этой жизни только и живём надеждами на светлое будущее, — назидательно сказал он. — Только не всегда они сбываются. За светлое будущее надо бороться, а не ждать, что оно само придёт к тебе.

— А ты по статье политической? — вдруг заинтересовался Мавлюдов.

— За выступления против царизма на митинге замели меня ищейки, — усмехнулся, отвечая, товарищ Матвей. — Есть там такой котяра блудливый — Митрофан Бурматов. Убил бы гада!

— И я с ним знаком, — вздохнул Азат. — Ты видишь меня здесь благодаря его стараниям.

— Ничего, он ещё за всё заплатит, — пообещал сокамерник. — Уже скоро придёт наше время, и мы свергнем на помойку загнивший царизм!

— Простите, а вы из рабочих? — вежливо спросил Азат, опасаясь разозлить сокамерника, которого откровенно побаивался.

— Кузнец я из железнодорожных мастерских, — охотно ответил товарищ Матвей.

— А почему ты царя-батюшку не любишь?

— Ну ты даёшь! — ухмыльнулся сокамерник. — Да сколько тебе объяснять можно?! Вот ты из конторщиков судейских, грамотный значит, а того не ведаешь, что не за что любить самодержца нашего. Он вон во дворце живёт-жирует, а народ где? Николашка-царь похлеще вурдалака кровь народную со своими прихлебателями и империалистами-буржуями лакает, а люд простой ишачит до изнеможения ради их благополучия! А для чего войну с германцами затеял царь-батюшка? За Антанту европейскую вступился. А для чего они нам сдались? Для чего народ российский кровушку свою проливает?

— Ответил бы я тебе, да не знаю чего, — честно признался Азат. — Я в политике ничего не смыслю. А вообще-то я не на конторщика, а на врача учился, но отец заставил меня в судейские чиновники идти.

— А может, и прав он был, — хмыкнул товарищ Матвей. — Он тебе карьеру выстраивал и заботился по-отцовски. Кстати, как он воспринял твой арест? Кондрашка не хватила?

— Он умер в зале суда после вынесения приговора, — ответил Мавлюдов. — Его к двадцати пяти годам каторги приговорили.

— Вот как? Охренеть можно! — улыбнулся сокамерник понимающе. — Видать, ещё тот был твой папашка «правильный»… И что он представлял из себя?

— Я об его жизни ничего не знал, — спохватился Азат. — Он жил сам по себе в Уфе, а я здесь, в Верхнеудинске, за тысячи вёрст от него. Я…

— Стоп, о жизни своей мне ничего не вякай, — остановил его на полуслове товарищ Матвей. — А вдруг я провокатор? Ты об этом не подумал?

— Мне теперь уже всё равно, — ответил дрогнувшим голосом Мавлюдов. — Меня всё равно упекут на каторгу, а там кому какая разница, кто я есть.

— Ну уж нет, разница есть, — покачал головой сокамерник. — Когда каторжане прознают о твоём судейском прошлом, они превратят твою жизнь в ад кромешный на грешной земле.

— Я уже наслышан об этом, — поникнув головой, промямлил несчастный Азат. — А что мне делать, ты можешь посоветовать?

— Надо подумать, — уставился в угол камеры товарищ Матвей. — Тебе надо к нам примкнуть, к большевикам-марксистам. У нас на каждой каторге свои люди и мы, в отличие от уголовников, друг о друге заботимся.

— А-а-а… Как они узнают меня? — встрепенулся Мавлюдов. — Ведь на каторгу меня упекут по статье уголовной, а не политической.

— Ничего страшного, — подмигнул ободряюще сокамерник. — Наши товарищи на каторге сидят не только по политическим статьям, и по уголовным делам тоже.

Мавлюдов облегчённо вздохнул.

— Тогда дело осталось за малым, — сказал он. — Как мне представиться на каторге товарищам, чтобы они приняли меня за своего?

— Чтобы стать для товарищей на каторге своим, нужно становиться им прямо сейчас, — ответил сокамерник. — Ты должен уметь говорить с ними о загнивающем царизме, о грядущей революции и…

— Я уже понял, о чём с ними надо говорить, — кивнул «понятливо» Мавлюдов. — Я очень хорошо запомнил всё, о чём ты говоришь мне ежедневно.

— Это ещё не всё, — нахмурился товарищ Матвей. — Ты должен понять смысл нашей борьбы и проникнуться им до мозга костей. Но для начала нам надо выбрать тебе подходящую партийную кличку.

— Кличку? Мне? Но для чего? — удивился Азат. — Я не кошка и не собака. Я…

— Тебе бы подошла кличка товарищ Назар! — оборвал его на полуслове товарищ Матвей.

— Я? Назар? — округлил глаза Азат.

— И то верно, — согласился сокамерник, мрачнея. — Какой может быть Назар с мордой восточного обалдуя-дервиша.

— А может быть, Султан? — предложил Мавлюдов. — А что, товарищ Султан звучит отлично.

— Нет, как-то не по-нашему это, не по-пролетарски, — возразил, морщась, товарищ Матвей. — Султан на Востоке — это всё равно, что царь наш батюшка. Такой же упырь-кровопийца.

— Но есть и имя Султан, — оживился Азат. — Я вот знаю…

— Хорошо, не гони, я уже придумал, — усмехнулся сокамерник. — Назовём тебя Рахимом! Товарищ Рахим, как тебе?

— Хорошо хоть не петухом, — поморщился Мавлюдов, которому не понравилась придуманная Матвеем партийная кличка.

— Нет, петухами и козлами пусть себя уголовники называют, — улыбнулся сокамерник. — Это очень обидные по их понятиям словечки, так они лаются. А вот товарищ Рахим звучит строго и внушительно!

— Эй, чего вы там базар устроили? — послышался окрик из-за двери. — Спать валитесь, морды уголовные!

— Да, он прав, скотина коридорная, — сказал Матвей, укладываясь на кровать и скрипя пружинами. — Давно уже ночь на дворе и… Спокойной ночи, товарищ Рахим. Считай себя членом нашей городской партийной ячейки. Теперь ты под нашей защитой и покровительством…