Книга Голубка - Алина Знаменская

Беременность была тяжелой. Ей посоветовали лечь в клинику, в Москву.

И в самолете у нее случился выкидыш. И…

Господи, она, казалось, навсегда забыла эти тяжелые моменты, и вдруг все выплыло так ясно, встало в горле — ни туда, ни сюда.

— Конечно, она молодая. Родит ему… Но разве она сможет понимать его… всего, какой он есть?

Тамара заикалась от слез.

Все, кто был в комнате, подошли к ней, пытаясь утешить. Даже Людмила подвинулась, подняла косынку Абрашиной.

— Тамара, ну не нужно так… убиваться, — проговорила Калерия, когда женщины хлопотали вокруг несчастной, покинутой жены. — Мы обязательно… примем меры. Прежде всего мы поговорим с ней… со Светланой Назарченко.

Тамара подняла на Калерию заплаканные глаза. В них мелькнула надежда.

— И с мужем? — спросила она.

Калерия поежилась. По спине пробежал холодок.

— С мужем… С мужем — нет, — замялась она, представив себе все то, что ждет теперь капитана Абрашина. — С мужем скорее всего будут разговаривать в политотделе и в… Он у вас член партии?

— Да. А как же?

— Ну тогда партийная организация в стороне не останется.

Когда Абрашина ушла, у Калерии закружилась голова. Она поняла, что упало давление.

— Ну надо же, какой подлец! — горячилась Наталья Павловна. — Из армии таких гнать надо! Одну использовал, извините за выражение, за другую принялся!

— Ну если всех гнать, кто служить-то будет? — усмехнулась Прянишникова, качая головой. — Капитан Абрашин, между прочим, старший помощник командира на корабле. Что ж, выходит, в армии теперь только святые нужны?

— Не святые, а порядочные!

— А если у него — любовь? — возразила Людмила.

— Не будем устраивать базар, — прервала прения Калерия. — Нам предстоит еще говорить с Назарченко. И я попрошу вас, товарищи, не быть пристрастными. У нас женсовет, а не лавочка у подъезда.

— Постараемся, — насупилась Наталья Павловна.

— Люда, пригласите Назарченко.

В комнату вошла цветущая женщина лет тридцати. Пушистые светло-русые волосы рассыпались по плечам, из-под плаща выбивается яркая косынка.

— Здравствуйте.

Ни смущения, ни неловкости. Огляделась, выбрала стул, села. Закинула ногу на ногу. Короткая юбка, капроновые колготки, лаковые сапоги-чулки. Последний писк моды. На продавщице Людмиле точно такие же.

«Наверное, мужчинам трудно пройти мимо такой», — подумала Калерия и сказала:

— Светлана, мы пригласили вас…

— Да знаю, зачем пригласили, — перебила молодая женщина. — Вам Димина жена нажаловалась. Не перестаю удивляться! Так не уважать себя, чтобы выносить сор из избы, таскаться по организациям. Смех!

— Смешного тут как раз мало…

— Скажите, это правда? — не удержалась Прянишникова. — У вас действительно роман с капитаном Абрашиным?

— У нас с Димой любовь! — строго поправила Светлана. — Что же теперь делать? Он хочет уйти от нее ко мне, а она колет ему глаза своими болячками, давит на жалость! Да она сама себе противоречит! То бьет посуду и закатывает истерики, обвиняет во всех грехах, то рыдает, просит, чтобы не уходил. Уж хотя бы была последовательной.

— Трудно быть последовательной, когда рушится твоя жизнь, — задумчиво проговорила Калерия.

— Значит, у нее жизнь, а у нас с Димой? Ну ладно, я не в счет, меня она ненавидит, но Дима? А его жизнь? Он нормальный мужик, он хочет иметь детей и имеет на это право! Кто виноват, что она не родила вовремя?

— Послушайте, Светлана, а вам совсем не жаль Тамару? Она ведь в этой ситуации по-настоящему страдает, — заговорила Наталья Павловна, глядя той в лицо. — Вы-то молоды, сможете еще жизнь построить и с другим мужчиной, а Тамара? Молодость свою отдала ему, здоровье… Разделила с ним все трудности, а теперь? Вы могли бы иметь к ней снисхождение, чисто по-человечески пожалеть…

— Да почему я должна ее жалеть? Она-то меня не жалеет! Думаете, не знаю, какими словами костерит меня? Всех знакомых против меня настраивает. Да и потом — от хороших жен мужья не уходят.

— Молоды вы, Светлана, так вот, огульно, всех-то судить. И от хороших уходят, и с плохими живут. Всякое в семье бывает, — наступала Наталья Павловна. — А вот когда со стороны в эту семью кто-то коварно влезает, тогда конечно. Тут трудно противостоять и быть во всем последовательной и разумной.

Прянишникова в беседу больше не вступала, Людмила вся склонилась в протокол. Знай себе строчит.

Калерии же предстояло что-то сказать, подвести, что называется, итог. Но она не знала, что говорить и к чему привести совет. Ей было противно от своей сегодняшней роли, и она на самом деле не понимала сейчас — кто здесь прав, а кто виноват и какое имеют право посторонние люди сюда вмешиваться.

Заметив ее нерешительность, бразды правления в свои руки взяла заведующая детсадом Кудрявцева.

— И все-таки мы вас, Светлана, призываем еще раз хорошенько подумать. Мы взываем к вашему милосердию. Проявите сострадание, голубушка! Все теперь зависит от вас. Вы должны понимать, что ждет капитана Абрашина благодаря вам. Его могут понизить в должности, даже исключить из партии! Если вы его любите, то…

— Я жду от него ребенка, — перебила Светлана.

Все притихли. Возразить было нечего.

— Я могу идти?

— Да, конечно, идите, — ответила Калерия. — До свидания.

Светлана поднялась и простучала каблучками к выходу. Прянишникова покачала вслед головой.

— Калерия Петровна, вы что же? Так нельзя! Мы даже совсем никак не наказали ее! — не могла успокоиться учительница.

Людмила отложила протоколы и устремила свой взгляд на Калерию. Кудрявцева ерзала на стуле и то и дело посматривала на часы. Заседание длилось второй час. Всех ждали дома.

— А может, она в чем-то и права, — наконец проговорила Калерия. — Нельзя же человека держать! Пусть он сам выбирает, с кем остаться…

— Золотые слова! — торжествующе воскликнула Людмила. — Насильно мил не будешь!

— Да! А как же семья, ячейка нашего общества? — не сдавалась учительница. — Мы не сами по себе, мы среди людей.

— В данном случае, — подвела итог Калерия, — мы сделали все, что смогли.

— Вот именно, — поддержала Прянишникова. — Пострадавшую сторону выслушали? Выслушали. Внушение обидчице сделали? Сделали. По домам, девочки! Нам с Калерией Петровной еще спевки предстоят. Хор сегодня.

Женсовет как ветром сдуло. Всех, кроме Людмилы. Дождавшись, когда все уйдут, Людмила сказала:

— Калерия Петровна, в военторг поступили сапоги австрийские на натуральном меху. Вам прошлый раз не хватило… Оставить? Ваш подъем.