Книга Галаад - Мэрилин Робинсон

И я ответил:

– Это крайне сложный вопрос.

– Позвольте мне упростить, – произнес он. – Считаете ли вы, что некоторые люди однозначно и бесповоротно обречены на вечные муки?

– Что ж, – ответил я. – Возможно, это то самое упрощение, из-за которого возникает еще больше вопросов.

Он рассмеялся:

– Должно быть, люди постоянно вас об этом спрашивают, – сказал он.

– Спрашивают.

– Тогда, полагаю, вы как-то им отвечаете.

– Я говорю им, что существуют определенные атрибуты, которые наша вера приписывает Господу: всезнание, всесилие, справедливость и милосердие. Мы же, сыны человеческие, имеем лишь поверхностные представления о власти и знаниях, и совсем немного знакомы со справедливостью, и не осознаем все возможности милосердия, так что для нас остается тайной, как эти великие качества могут слаженно работать вместе, и эту тайну мы даже не можем надеяться постичь.

Он засмеялся:

– Вы говорите именно такими словами.

– Да, говорю. По большей части именно такими словами. Это коварный вопрос, я отвечаю на него с большой осторожностью.

Он кивнул:

– Я так понимаю, что вы все же верите в предопределенную судьбу.

– Мне не нравится это словосочетание. Его часто используют в неподобающих контекстах.

– Можете предложить что-то получше?

– С ходу – нет. – Я чувствовал, что он искушает меня, видишь ли.

– Я надеюсь на вашу помощь в этом вопросе, ваше преподобие, – произнес он так серьезно, что я озадачился, не говорит ли он всерьез. – Это очень важная тема, не правда ли? Мы ведь имеем дело не с простым наименованием, не с обычной абстракцией.

– Согласен, – сказал я. – Так и есть.

– Полагаю, предопределенная судьба в вашем понимании не означает, что хороший человек попадет в ад только потому, что ему изначально было уготовано туда попасть.

– Извините меня, – вставила Глори. – Я слышала такие споры тысячу раз и терпеть их не могу.

Старый Боутон сказал:

– Я и сам ненавижу подобные разговоры и ни разу не слышал, чтобы хоть кто-то договорился до истины. Однако я не отношу их к разряду споров, Глори.

– Подождите пять минут, – ответила она, встала и прошла в дом, а твоя мать сидела на месте и внимательно слушала.

Джек произнес:

– Я всего лишь любитель. Полагаю, если бы я тоже так долго бился над этим вопросом, он и у меня вызвал бы отвращение. Что ж, на самом деле я полагаю, мне уже приходилось иметь дело с чем-то подобным. У меня была причина для размышлений на эту тему. Я рассчитывал, что вы дадите мне мудрый совет.

– Я не верю, что человек, который ведет праведный образ жизни хоть в каком-то отношении, может быть обречен на вечные муки. Как и не верю, что грешник обязательно обречен. Священное Писание явно предусматривает иные решения для обеих ситуаций.

– Уверен, так и есть. Но существуют ли люди, которые рождаются порочными, живут порочной жизнью, а потом отправляются в ад?

– Этот вопрос Священное Писание не раскрывает.

– А что подсказывает вам опыт, преподобный?

– Как правило, поведение человека соответствует его природе. То есть именно поведение соответствует. Соответствие – вот, что я имею в виду, когда говорю о его природе. – Я и сам понял, что мое высказывание тавтологично и закольцовано. Он улыбнулся.

– Значит, люди не меняются, – заключил он.

– Меняются, но под действием каких-либо факторов – алкоголя либо влияния другого человека. То есть меняется их поведения. Значит ли это, что меняется их природа или проявляется другой ее аспект, сказать сложно.

– Для представителя духовенства вы слишком любите уклоняться от прямых ответов, – заметил он.

Эти слова заставили старого Боутона расхохотаться:

– Жаль, ты не видел его лет тридцать назад.

– Видел.

– Что ж, – возразил его отец, – в таком случае, тебе нужно было быть повнимательнее.

Джек пожал плечами:

– Я и был.

А вот это мне не очень понравилось. Не понимаю, почему Боутон так повел беседу. Быть может, я и правда даю уклончивые ответы, когда меня припирают к стенке.

Я произнес:

– Я всего лишь пытаюсь быть полезным для собеседника, когда говорю о том, что вызывает у меня сомнения. Не собираюсь притягивать за уши к тайне какую-то теорию и говорить глупости лишь потому, что многие люди так поступают.

Твоя мама посмотрела на меня, и я понял, что тон моего голоса выдал огорчение. Я и правда расстроился. В девяти случаях из десяти, когда какой-нибудь умник начинает полемизировать на теологические темы, он всего лишь пытается поставить меня в невыгодное положение, а я уже слишком стар, чтобы увидеть в этом нечто смешное. Потом в дверях появилась Глори и сказала:

– Ваши пять минут еще не вышли.

Можно подумать, все только и считали, сколько времени она потратила на тщетные поиски.

Вдруг заговорила твоя мать, и это удивило всех нас. Она произнесла:

– А как быть со спасением души? Если ты не можешь измениться, тогда, похоже, в этом нет никакого смысла. – Она вспыхнула. – Я не то имела в виду.

– Вы сделали очень мудрое замечание, дорогая, – ободрил ее Боутон. – Меня долгое время волновал вопрос о том, как тайну предопределенной судьбы можно примирить с тайной спасения. Я помню, что много об этом размышлял.

– И не сделал никаких выводов? – поинтересовался Джек.

– Во всяком случае, таких, о которых стоило бы помнить, – нет. – Потом он заметил: – Делать выводы – это не по нашей части.

Джек улыбнулся твоей матери, как будто искал союзника, кого-то, кто мог разделить его разочарование, но она сидела, не шелохнувшись, и рассматривала собственные ладони.

– Я сказал бы, – заметил он, – что вопрос, поднятый миссис Эймс, вы, джентльмены, должны рассмотреть с величайшей серьезностью. Знаю, вы посещали молитвенные собрания под тентами[23] исключительно в качестве заинтересованных наблюдателей, но, простите, я слабо верю в то, что кому-то еще интересна эта тема, так что предлагаю закончить.

– Мне – интересна, – возразила твоя мама.

Старый Боутон, который уже начал злиться, сказал: