Книга Принцип «черного ящика». Как превратить неудачи в успех и снизить риск непоправимых ошибок - Мэтью Сайед

Как выясняется, установление происхождения волос от конкретного человека более чем субъективно. В 2013 г. ФБР признало, что в более чем 2000 дел в промежутке между 1985 и 2000 гг. криминалисты или преувеличивали значение анализа волос, или давали неточные заключения [143]. Национальная академия наук заявила, что микроскопии волос «нельзя верить» [144]. Этот метод, потенциально ведущий к ошибке, несет ответственность за то, что Джимми Рэй Бромгард, упомянутый в четвертой главе, был осужден на 15 лет тюрьмы за преступление, которого не совершал.

Список можно продолжить. Изучая конкретные дела, проект «Невиновность» обнаружил предсказуемые пути, ведущие к судебным ошибкам, и слабые места, которые давно следовало выявить и искоренить. Несправедливые приговоры появляются по многим причинам: государство не выполняет свои обязанности, адвокаты дают клиентам ошибочные рекомендации, полиция использует тюремных информаторов, которым часто платят за показания против подозреваемого (причем размер платы засекречен), ученые подделывают доказательства…

Барри Шекк предложил реформы во всех этих областях. Но, возможно, важнейшая реформа, к которой он призвал, – это создание комиссий по реформированию уголовного правосудия, независимых учреждений, которые получили бы полномочия по расследованию судебных ошибок и могли бы вносить предложения по реформированию системы – по аналогии с командами экспертов, расследующими катастрофы в авиации. На момент публикации такие комиссии были образованы лишь в одиннадцати штатах США.

В Великобритании такая комиссия по реформам появилась лишь в 1995 г. после серии показательных провалов правосудия, включая осуждение «бирмингемской шестерки» и «гилфордской четверки». Независимая Комиссия по пересмотру уголовных дел обладает полномочиями передавать сомнительные вердикты в апелляционный суд. С 1997 по 2013 г. эта комиссия подала 538 заявлений на апелляцию.

70 % этих дел были пересмотрены в пользу ранее осужденных.

У истории Тайсона и Буша был любопытный эпилог, о котором рассказали психологи Кристофер Чебрис и Дэниэл Саймонс в своем эссе в New York Times [145]. Оказалось, что и у Джорджа Буша-младшего имелись свои ложные воспоминания о терактах 11 сентября.

Тем утром он выступал в школе во Флориде. Бывший президент часто рассказывал, что видел первый самолет, врезавшийся в северную башню Всемирного торгового центра, до того, как переступил порог школьного класса. Он ошибался. Видеозаписи столкновения самолета с башней в тот момент не было, и Буш никак не мог увидеть ее до выступления в школе. Как пишет Чебрис: «Должно быть, мистер Буш соединил информацию, полученную позже, с воспоминаниями о том, что с ним происходило, и породил новую версию событий, совсем как доктор Тайсон».

Это ложное воспоминание Буша, в свою очередь, дало кое-кому основание считать, что, если он видел запись столкновения до выступления в школе, значит, он знал о терактах заранее. Может быть, экс-президент даже участвовал в их подготовке? Так и появляются знакомые нам теории заговора. На самом деле никакого заговора не было. Просто память президентов тоже подвержена искажениям.

3

Обсуждая систему уголовного правосудия, мы в основном сосредоточились на судебных ошибках. Но существуют другие, не менее важные проблемы. Нужно улучшить методы расследования, чтобы довести до суда нераскрытые дела. Это жизненно важный вопрос: слишком много преступников находятся на свободе. И это тоже трагедия: жертвам отказано в воздаянии, а система демонстрирует неэффективность в сдерживании преступников.

Отдельная проблема – большое количество случаев, в которых на скамье подсудимых оказывается невиновный. Как показывает статистика, подозреваемых сплошь и рядом оправдывают. Часто этот довод приводят в доказательство того, что судебная система неукоснительно оправдывает невиновных, при этом забывают, что на ненужные суды тратятся миллионы, в то время как преступники гуляют на воле.

Однако ключевая проблема заключается в том, что между всеми этими задачами не нужно искать компромисс. Все вышеупомянутые затруднения можно преодолеть одновременно. В этом – суть борьбы с судебными ошибками: реформы не затупят клыки правосудию, наоборот, они во многих случаях сделают их острее.

Есть и другие проблемы, привычные настолько, что они кажутся неотъемлемой частью системы, и на них почти не обращают внимания. Суд присяжных, например, зачастую воспринимается как нечто священное, и нельзя исключать, что это действительно самая эффективная форма обсуждения уголовных дел. Но, может быть, стоит проверить это утверждение на практике? Если присяжные приходят к неверным выводам вследствие одних и тех же причин, не означает ли это, что систему следует реформировать, чтобы устранить из нее скрытые недочеты?

Чтобы понять, как это можно сделать, представьте себе эксперимент, в котором участвуют не присяжные, а судьи. На протяжении десяти месяцев Шай Данцигер, нейробиолог из Университета Тель-Авива, анализировал вместе с коллегами решения об условном освобождении, которые принимались восемью израильскими судьями [146]. Ежедневно каждый судья рассматривал от 14 до 35 настоящих дел и тратил около шести минут на решение по каждому. Их вердикты составили 40 % от всех решений об условном освобождении, принятых в Израиле в течение десяти месяцев. За плечами каждого судьи было в среднем 22 года стажа.

Мы предполагаем, что решения судей рациональны и обоснованны. Судья должен принимать решение, основываясь на установленных фактах. Однако Данцигер обнаружил, что на деле все по-другому. Если судья рассматривал дело после завтрака, шансы заключенного на условное освобождение составляли 65 %. Чем больше времени проходило после принятия пищи и чем голоднее были судьи, тем меньше была вероятность того, что заключенный освободится условно, в итоге она понижалась почти до нуля. Лишь после того, как судьи делали перерыв на обед, вероятность возвращалась на уровень 65 %, чтобы вновь опуститься до нуля ближе к вечеру.

Сами судьи на этот удивительный перекос внимания не обращали. О нем также понятия не имели ни криминалисты, ни социальные работники. Почему? Потому что работа судей никогда не подвергалась анализу. Один из соавторов исследования пишет: «Никто не проверяет решения, которые выносят судьи, никто никогда не фиксировал подобную закономерность. Ясно как день, что с ней нужно что-то делать» [147].

С присяжными дела обстоят куда хуже. В Великобритании закон запрещает проводить исследования того, как именно присяжные выносят суждения. За этим законом кроются невысказанные опасения: если общественность узнает больше о поведении присяжных, она потеряет веру в систему правосудия. Тут действует принцип «меньше знаешь – лучше спишь». Разумный человек понимает, что это столь же нелепо, как убирать «черный ящик» с самолета, чтобы никто не узнал об ошибках экипажа. Итог печален: мы обречены вновь и вновь повторять одни и те же ошибки.

Речь не о том, что систему судов присяжных необходимо ликвидировать. Очень часто присяжные прекрасно справляются со своим делом в непростых обстоятельствах. Вместе с тем следует подчеркнуть: у нас практически нет доказательств того, что суд присяжных работает лучше, чем его альтернативы[32]. Мы не можем мириться с таким положением дел вечно – судебные ошибки подрывают доверие к системе в целом. Уголовное правосудие, как и многие другие области нашей жизни, нуждается в революции, в основе которой должно лежать признание собственных ошибок. Пока что система на это неспособна.