Книга Дело о коптящей лампе - Эрл Стенли Гарднер

— О, вы не беспокойтесь, я подожду, — приветливопредложил Грэмпс. — Мне, в общем-то, некуда спешить. Да и я еще ведь неуспел расспросить вас обо всем.

Пелли Бакстер нетерпеливо ожидал Джейн возле двери вкабинет. Пропустив ее вперед, он плотно прикрыл за собой дверь.

Корлисс Рэмси подняла глаза от пишущей машинки, бросила емуободряющий взгляд и снова принялась стучать по клавишам.

Минуту-другую Грэмпс нетерпеливо мерял шагами прихожую, азатем вдруг направился в кабинет Харви Стэнвуда.

Это был просторный, обставленный современной мебелью кабинетделового человека, с письменным столом, заполненным документами, решенияминалоговой инспекции, копиями законов о налогах и справочниками по бухгалтерии.

На углу стола лежали две газеты. Небрежным жестом Грэмпсвзял в руки одну из них, увидел, что она помечена двадцать четвертым числом,затем взглянул на другую. На ней тоже было указано двадцать четвертое число.

Но тут в дверях появилась Корлисс Рэмси. Вежливо, но твердоона произнесла:

— Мне очень жаль, но посетители должны ожидать вприемной. Таков порядок.

— О, прошу прощения, — засуетился Грэмпс и сопровождаемыйКорлисс Рэмси вернулся обратно в приемную, где плотно уселся на стул и принялсяс интересом листать иллюстрированный журнал.

Прошло не менее четверти часа, прежде чем Пелли Бакстерпокинул контору Прессмана.

Джейн Грейвен не появлялась. Дверь кабинета, где шелразговор, осталась полуоткрытой.

Бросив вопросительный взгляд на Корлисс и увидев, что онаполностью поглощена работой, Грэмпс негромко сказал:

— По-моему, она ждет меня, — и осторожно прошелчерез полуоткрытую дверь вовнутрь.

Джейн Грейвен сидела за письменным столом, подперев головуруками. Она подняла ее, увидев на пороге Грэмпса, и он заметил залитое слезамилицо. Очень осторожно он прикрыл дверь.

— У меня все. — Джейн с трудом удалось произнестиэти слова спокойным, деловым тоном. — Ничего больше я вам не могу сказать.

Грэмпс нагнулся к ней.

— Послушай меня, девочка. Если кто-то пытается тебеугрожать…

Она вздрогнула, но постаралась тут же взять себя в руки.Встав со стула, она повернула к нему спокойное лицо, на котором только покрасневшиеглаза выдавали то, что она недавно плакала.

— Это все, мистер Виггинс. У меня действительно большенечего вам сказать.

— Хорошо, — сказал Грэмпс. — Когда вы это такговорите, да еще таким голосом, нельзя не поверить, что так оно и есть… Но явас прошу, милая, не забывайте обо мне. Моя фамилия Виггинс, но все зовут меняГрэмпс. А найти меня, если понадоблюсь, можно в доме окружного прокурора, вСанта-Дельбарре, по крайней мере до тех пор, пока с этим делом не будетпокончено. Если я что-нибудь смогу для вас сделать, я к вашим услугам.

— Спасибо, мне ничего не нужно.

Выходя, Грэмпс еще раз долгим пытливым взглядом обвелкабинет Харви Стэнвуда.

Глава 23

Сидя в холле небольшого второразрядного отеля с вечернейгазетой от двадцать четвертого числа в руках, Грэмпс очень быстро понял, чтокаждое слово в так называемой предсмертной записке, которую нашли в фермерскомдомике в Петри, было вырезано из этого номера газеты. Он нашел все заголовки.Один из них, напечатанный косыми буквами на последней странице, служилзаголовком для редакторской статьи. Другие были просто обычными заголовками.

Тогда почему, задавал он самому себе вопрос, Харви Стэнвуддержал две эти газеты у себя на столе?

Грэмпс неутомимо трудился над этой головоломкой, затемкончиком перочинного ножа, который он всегда носил с собой, аккуратно вырезализ своего номера газеты те же слова, которые были наклеены в предсмертнойзаписке.

Сделав это, Грэмпс сложил узкие полосы бумаги и положил их вкарман куртки. Затем он скомкал изрезанную газету и затолкал ее в мусорнуюкорзину, стоявшую в углу. Внезапно ему в голову пришла еще одна мысль. Вытащивиз корзины мятую газету, он посмотрел на нее долгим, внимательным взглядом, а,затем, улыбаясь, аккуратно свернул ее и вышел из отеля с видом человека, котороговдруг осенила действительно прекрасная идея.

Глава 24

Милдред Дюриэа задумчиво сказала:

— У меня такое чувство, что надвигается какое-тонесчастье.

— Грэмпс, наверное? — улыбаясь, спросил муж.

— Да. Если я не знаю, где он и чем занимается, мнесразу становится не по себе. И когда я узнаю наконец, чем он занимался, этоподтверждает мои худшие опасения. А ты как думаешь, чем он сейчас может бытьзанят?

Дюриэа зевнул.

— Не знаю, я ведь не очень-то церемонился с ним вчеравечером, когда он притворился, что у него болят зубы, а на самом деле потомприехал и болтался у меня в приемной, пытаясь вытянуть какие угодно сведения изсвидетелей. Возможно, он на меня обиделся. Во всяком случае, с тех пор я его невидел.

— Может быть, ты и обидел его в какой-то степени, —возразила она, — но уж изменить его методы точно не в твоих силах.

— Ну, во всяком случае, — заключил Дюриэа, —мы можем не волноваться о нем. Я привязан к нему, но…

— Ты не понял, что я имею в виду, — перебила его Милдред.До тех пор, пока не будет до конца расследовано это дело Прессмана, Грэмпс небудет знать покоя. Бог знает, чем это может кончиться.

Но Дюриэа, казалось, был настроен очень благодушно.

— Да ради Бога, если ему это так нравится! В концеконцов, если любой человек может прочесть в газете о том, что было совершеноубийство, то никто не может запретить ему попробовать найти улику. Но только,слава Богу, кроме Грэмпса, никто этого не делает.

— Грэмпс, — трагически произнесла Милдред, —совершенно непредсказуемая личность.

— Может быть, он, обиженный и оскорбленный, уехалобратно в Мексику, — предположил окружной прокурор. — А там оннемного остынет, его раненое самолюбие перестанет его мучить, и в однопрекрасное утро мы услышим, как у наших дверей заскрипит и загромыхает этастарая мышеловка, которую он упорно называет автомобилем.

Милдред, медленно потирая руки, обошла вокруг кресла, вкотором восседал Френк Дюриэа, схватила его за подбородок и, приподняв егоголову к своему лицу, сказала:

— Открой глаза, и пошире.

— Ну и в чем дело с моими глазами?

— Ты, — объявила она торжественно, — простоморочишь мне голову.

— Что за нелепое обвинение! Выражайся болееопределенно, если хочешь, чтобы я сознался. А то еще, не дай Бог, сознаюсь вчем-то, о чем ты даже и не подозреваешь. Лучше расскажи поподробнее, что тебямучает.