Книга Апостол зла - Фрэнсис Пол Вилсон

Через минуту Раф вернулся с картонной коробкой, сунул ее под сиденье и сел за руль.

— Что ты купил? — спросила Лизл.

— Моторное масло.

— Это имеет какое-то отношение к Брайану?

— Имеет, конечно.

— Можно спросить какое?

Он загадочно улыбнулся.

— Все в свое время, моя дорогая. Все в свое время.

— Ты говоришь прямо как Злая Ведьма с Запада[17].

Раф издал звонкий смешок и завел «мазерати». Въезжая в квартал Роллинг-Оукс, Лизл увидела, как промчался Брайан, набирая скорость.

— Вон он. Добрый доктор Каллаген спешит на помощь, — произнес Раф.

— Ничего удивительного.

— Он сегодня обязан отвечать на ортопедические вызовы из травмпункта. Он должен ехать, иначе его выкинут из Медицинского центра.

— Откуда ты знаешь?

— Я проверял. Всего один телефонный звонок. Кроме того, он надеется отхватить пару тысчонок, склеив старушке бедро, так что покуда не будем венчать его нимбом.

Подъезжая к дому Брайана, Раф выключил фары. Они въехали на подъездную дорожку и сразу остановились. Лизл зазнобило, желудок свело.

— Ты не собираешься делать ничего противозаконного?

— Ты имеешь в виду вторжение со взломом? Нет. Но, полагаю, это можно квалифицировать как преступное намерение.

— Да? Замечательно!

— Давай. Это нужно тебе, а не мне.

— Мне больше нужно пару часов поспать.

Раф вышел из машины и вытащил из-под сиденья коробку с бутылками машинного масла.

— Давай выходи. И спокойно. Не стоит будить соседей.

Он осторожно захлопнул дверцу со своей стороны, Лизл выбралась и пошла к нему по дорожке. Небо было по-зимнему чистым, полным сияющих звезд на западе, а на востоке уже начинало светлеть. Она увидела, как Раф откручивает пробку белой пластиковой бутылки с полугаллоном машинного масла. Он проткнул фольгу на горлышке и протянул бутыль ей. — Давай лей.

— Куда?

— На дорогу, конечно. Вот отсюда и дальше вверх. Хорошим толстым слоем.

— Но...

— Доверься мне. Все будет хорошо.

Лизл огляделась. Ей было плохо оттого, что она торчит на виду в самом незавидном и уязвимом положении здесь, в предрассветных светлеющих сумерках, но она знала, что Раф ни за что не отступит, прежде чем не завершит то, зачем пришел, и стала лить.

Масло булькало в горлышке, выплескивалось на асфальт, но скоро потекло широкой струей, и она поливала все вокруг, медленно пятясь назад, опустошала бутыль за бутылью, глядя, как тягучая золотистая жидкость растекается по легкому уклону дорожки, словно горячий мед, покрывая ее гладким плотным слоем.

— Теперь направо, к дверям гаража, — велел Раф, протягивая последний полугаллон. — Не оставим гаду ни одного местечка, где можно зацепиться.

Лизл повиновалась и вернула ему пустую бутылку.

— Хорошо. Что теперь?

— Теперь будем сидеть и ждать. — Он посмотрел на часы. — Недолго осталось.

Они вернулись в машину, Раф отъехал за полквартала за угол, остановился у бровки тротуара. Уже почти рассвело. Лизл ясно и четко, без всяких помех видела гараж Брайана и подъездную дорогу.

Они ждали. Раф не выключал мотор и обогреватель. Было тепло. Слишком тепло. Лизл стало клонить в сон. Она почти спала, когда мимо пронесся черный спортивный автомобиль.

Раф тихонько присвистнул.

— О, кажется, он весьма возбужден. Интересно узнать почему? Может, он зря сгонял в больницу? Может, выставил себя полным идиотом перед персоналом в травмпункте? Это не оправдание. Доктору следует знать, что нельзя так гнать через жилые кварталы.

Автомобиль Брайана, взвизгнув шинами, резко свернул на подъездную дорожку — и продолжил полет.

Сработали тормоза, он вильнул, но сцепления с залитым маслом асфальтом не произошло, машина врезалась в дверь гаража и застыла под каким-то безумным углом среди искореженных обломков.

Лизл, задохнувшись от ужаса, смотрела во все глаза, борясь с желанием выскочить и побежать к месту происшествия.

— Господи, он цел? — вскричала она.

— Ему везет, — заметил Раф. — Смотри.

Дверь машины Брайана открылась, и Лизл увидела его мертвенно-бледное лицо. Он держался за голову, выглядел ошарашенным, но серьезно не пострадал.

Она почувствовала, как на губах ее медленно расплывается улыбка.

«Так тебе и надо, ублюдок».

Выбравшись из машины, чтобы осмотреть повреждения, он ступил на масленый асфальт, замолол вдруг руками, как мельница, судорожно заерзал ногами, словно натирал паркет, и грохнулся навзничь, взбрыкнув ногами в воздухе. Лизл расхохоталась. Она ничего не могла с собой поделать. Она никогда не видела Брайана в таком комическом положении. Ей это понравилось.

Зажав рукой рот, она наблюдала, как он переворачивается и ползет дальше на четвереньках. Спина белого пальто была теперь черной, волосы выпачкались в машинном масле. Ему почти удалось встать, но ноги снова разъехались, и он снова свалился, на этот раз лицом вниз.

Лизл так хохотала, что не могла дышать. Она застучала кулачком по плечу Рафа.

— Увези меня отсюда, — задыхаясь, пробормотала она, — пока я не умерла со смеху.

Раф улыбался, трогая с места.

— Ну, он теперь не наводит столько страху, правда? — сказал он.

Лизл помотала головой. Ответить она не могла, так как все еще смеялась. Брайан Каллаген уже никогда не сможет навести на нее страх.

Ей хотелось задать вопрос.

— Почему, Раф? Почему ты все это со мной проделываешь?

— Потому что я люблю тебя, — сказал он с великолепной улыбкой. — И это только начало.

Мальчик в пятнадцать лет

21 июля 1984

Кэрол перехватила его у входной двери.

— Ты даже не собираешься сказать «до свидания»? — спросила она.

За два последних года Джимми так вытянулся, что был уже выше ее. Стройный, красивый, он смотрел на Кэрол сверху вниз, словно кот на миску еды, которая не вызывает у него ни малейшего аппетита.

— Зачем? Мы больше никогда не свидимся.

Джимми каким-то образом удалось внести изменения в свидетельства о его рождении, хранившиеся в Арканзасе, так что по документам ему было теперь восемнадцать. Он нанял в Остине мошенника-стряпчего, который раздобыл судебное постановление, обязавшее ее перевести на него большую часть состояния. В эти последние годы он обращался с ней как с куском дерьма. Сколько раз она испытывала отвращение к своему сыну, ненавидела его, страшилась его. И все-таки что-то в ее душе оплакивало потерю при мысли об его уходе.