Книга Приемыш черной Туанетты - Сесилия Джемисон

Большие дубы по обеим сторонам входа образовали густую тень. Ночью прошел дождь, и душистая влага наполняла воздух. Опять Филипп прильнул к воротам и смотрел во двор сквозь железную решетку. Он был так слаб и утомлен, что не мог стоять и сел на землю у ворот; прислонившись к каменному столбу, он смотрел на большие качавшиеся над ним ветви деревьев. В ветвях порхали птицы, да, там были пересмешник, и кардинал, и бесчисленное множество маленьких желтых птичек. Вдруг пересмешник залился чистой, звонкой трелью и, распустив крылья, взвился к далекому небу. Филипп мечтательно следил за ним. Был ли это Певец? Он не знал наверняка, но как бы он хотел полететь за ним в эту бесконечную, спокойную голубую высь.

Как свежо в саду! Сколько роз! Какое чудное благоухание! Что за нежные тени между виноградными листьями! Ему казалось, что перед ним ворота рая. Если б только открыли ворота, позволили ему войти и лечь в тени, под его любимым деревом! Там было тихо, он все видел. Он видел, как по красивым верандам ходили люди, а в аллее роз высокий смуглый господин ходил взад и вперед. Он держал перед собой книгу, но чаще смотрел на небо, как будто там скрывались его сокровища.

Следя за гуляющим господином, Филипп вдруг увидел на веранде белую фигуру. Была это девочка или ангел – он не мог сказать. За ней показалась высокая негритянка и протянула девочке букет белых цветов, перевязанный длинной белой лентой, и маленькую белую книжечку, которую девочка взяла с забавным важным видом; затем грациозной неспешной походкой она тихо спустилась в сад в сопровождении высокой женщины и серьезной старой собаки.

У входа в аллею роз господин встретил девочку и, приподняв облако газа с ее лица, серьезно и нежно поцеловал ее, и маленькая процессия двинулась дальше.

Девочка осторожно ступала в беленьких башмачках, отцепляя кружева платья от кустов роз, словно желавших приласкать ее.

Далеко, далеко слышался нежный голос: – Это Филипп! Да, это Филипп!

Снилось ли это ему? Но под вуалью было лицо Деи; это была ее нежная, грустная улыбка, которую он разглядел сквозь вуаль, ее тихий нежный голосок слышал он.

А женщина возле нее была Селина – да, Селина. А собака? О, это был Гомо! И они были уже у ворот, у самых ворот, – если б он протянул руку, он коснулся бы их! Он услышал звон ключа в замке, скрип старых ворот, тихо раскрывшихся, – и голосом, который мог достигнуть самого неба, он закричал:

– Дея! Селина! – И тихо склонился вперед на сильные руки, протянутые ему навстречу.

Далеко, далеко слышался нежный голос:

– Это Филипп! Да, это Филипп!

И он почувствовал, как его обхватили чьи-то руки и понесли далеко-далеко, – он не знал куда. Он пребывал в блаженном покое, слыша, как сквозь сон, шелест листьев и отдаленное пение птиц.

Глава XXXV

Постель из роз

В этот день Дея собиралась идти первый раз к причастию. Когда она, вся в белом, прекрасная, как ангел, увидела у ворот худого, оборванного мальчика, ей и в голову не пришло, что это ее веселый товарищ. Но как только он крикнул: «Дея! Селина!», она тотчас же узнала его и бросилась к нему. В то время как Селина взяла мальчика на руки, Дея, не обращая внимания на свое хорошенькое платьице и вуаль, прижала его пыльную, всклокоченную голову к своей груди и ее слезы, ее поцелуи чувствовал Филипп на своем лице прежде, чем потерял сознание.

Не такой встречи ожидала Дея, когда думала о нем. Она представляла себе Филиппа таким же веселым, здоровым, жизнерадостным, каким знала его раньше. Он всегда был бы желанным гостем, а то, что он был болен и нуждался в ее помощи, делало Филиппа еще дороже.

Когда ее дядя после тщетных попыток уговорить брата переселиться во Францию начал перестраивать поместье Детрава, Дея упросила его, чтобы домик и комната Филиппа остались в прежнем виде. Ей хотелось, чтобы по возвращении он застал все таким, как оставил. И тогда Селина после своей потери – она верила, что Лилибель утонул в реке, – решила расстаться со своей стойкой и поселиться у Деи экономкой. Они часто говорили о Филиппе и находили удовольствие готовить комнату к приезду мальчика, которого обе так горячо любили. Поэтому Филипп, очнувшись от обморока, увидел себя на своей белой кровати, над ним ласково склонилась Селина, с мокрым от слез лицом, а Дея, все в том же белом платье, молча гладила его худые загорелые руки.

Несколько мгновений Филипп молчал, со счастливой улыбкой глядя на них.

– А Лилибель здесь? – спросил он наконец.

При этом имени Селина с рыданием отвернула от него лицо.

– О, мастер Филипп, вы не знаете, видно, что моего бедного Лилибеля нет на свете уже целый год, что он утонул в реке!

– Нет, он не утонул, Селина! – воскликнул Филипп, стараясь приподняться и преодолеть свою слабость.

И он слабым, но счастливым голосом рассказал Селине о возвращении Лилибеля из Нью-Йорка, а Дея и Селина слушали его с возгласами изумления и радости.

– И подумайте только, – говорила Селина, плача и смеясь одновременно. – Я носила глубокий траур по этому мальчику больше года, и теперь надо его снять, а мое платье еще совсем новое!

Пока Филипп рассказывал о своих приключениях, у дверей послышался шорох и вошел Лилибель.

– Как же ты отыскал меня? – спрашивала Селина, придя в себя.

– Двоюродная сестра в деревне сказала мне, где вы, а когда я не нашел мастера Филиппа на ступеньках церкви, я пошел прямо сюда. Видишь, ма, я не умер и обещаю вести себя хорошо. Я помогу тебе ухаживать за мастером Филиппом, потому что он очень болен, и… и… я больше не стану удирать, я не люблю ездить на пароходе, да и не люблю ходить пешком.

Полагаясь на добрые намерения Лилибеля, его оставили в доме Детрава. Дея смотрела на него как на героя, когда узнала о его преданности Филиппу во время долгого и тяжелого путешествия.

После того, как Филиппа искупали и одели в чистое белье, взятое из старых вещей, которые Селина хранила, как сокровище, – его уложили опять в постель, и мистер Детрава привел доктора – того самого, который сообщил Филиппу о смерти Туанетты.

– Он серьезно болен – очень слаб, но если мы одолеем жар, то хороший уход и усиленное питание поставят его на ноги, – говорил доктор, покидая комнату с мистером Детрава.

Филипп лежал, блаженно улыбаясь: он достиг цели своего путешествия, он отыскал Дею и Селину, и было так хорошо лежать на своей постели, в безопасности и спокойствии! Через минуту он уснул, а когда проснулся, то увидел Дею и Селину, сидевших у его кровати, а «детей» – в клетке на маленьком столике у окна, весело прыгавших и игравших.

Какая славная, чудная – его старая комната! Как нежны и успокоительны звуки, врывающиеся в открытое окно: пение птиц и шелест листьев. Никогда еще странник не находил в конце своего путешествия такой тихой пристани, усыпанной розами! Селина ухаживала за ним, как за больным ребенком, а Дея возбуждала его аппетит свежими фруктами и вкусными лимонадами, и даже художник оставлял свою комнату, чтобы навестить больного мальчика.