Книга За короля и отечество - Линда Эванс

И все это — и крепости, и деревни, и церкви, и языческие капища — окружалось голыми полями, ободранными садами и сырыми лугами, на которых паслись обросшие овцы и жилистые коровы. Пастухи, стригали и забойщики свиней отрывались от своей работы и, прикрыв глаза рукой от дождя, глазели на громыхавшую по дороге кавалькаду катафрактов.

Ближе к вечеру дорога, по которой они ехали, слилась с другим римским трактом, пересекавшим горы с севера на юг. Небольшая — но больше обычных пограничных — крепость охраняла пересечение двух горных долин, по дну которых линялыми серыми лентами вились каменные дороги. На фоне темнеющего неба зазубринами торчали деревянные башни; хвосты дыма тянулись вверх от костров и — так, во всяком случае, надеялся Стирлинг — от котельных водяного отопления. Одноярусный арочный акведук вел к крепости от ближайшего источника. Римляне явно сочли этот глухой горный перекресток достаточно важным в стратегическом отношении, чтобы потратить время, деньги и человеческие силы даже на строительство акведука для своих солдат. В тени крепостных стен примостилась маленькая деревушка, из которой до усталых всадников доносились соблазнительные запахи. Под оживленный собачий лай отряд прогрохотал по дороге к массивным деревянным воротам крепости.

Арториус дал объединенному отряду достаточно времени на то, чтобы поесть, расседлать и покормить коней и даже соснуть часа четыре. Последнее показалось Стирлингу даже большим блаженством, чем густая похлебка и горячий хлеб, которыми маленький гарнизон крепости потчевал своих августейших гостей. Стены здесь не были даже оштукатурены — только кладка из грубо отесанных камней. Отсутствие в супе картошки напомнило Стирлингу обо всем другом, без чего ему придется обходиться весь будущий год: никакой рыбы с картофелем (это уж точно), никакой картошки-фри, никакого кетчупа к этой картошке, никакого кофе, никакого чая… даже шоколадки дешевой — и то не будет. И не появится на Британских островах еще несколько веков.

Реалии шестого века с завидным постоянством шмякали Стирлинга по мозгам, заставляя его чувствовать себя одиноким, попавшим в западню. От родного дома его отделяло каких-нибудь пятьдесят миль по прямой — и примерно шестнадцать веков истории. Целых, блин, полторы с лишним тысячи лет…

Он подавил готовый вырваться стон и отправился на поиски сортира. Последний, как выяснилось, представлял собой отдельную комнату с желобом в каменном полу, над которым был сооружен дощатый настил с прорезанными в нем отверстиями. Судя по журчанию воды, с одного конца в желоб подавалась вода, смывавшая нечистоты в сточное отверстие на другом конце желоба — предположительно в большую выгребную яму. Оправившись, он миновал несколько кладовых с оружием, запасными лампадами, съестными припасами, кувшинами с маслом и — судя по запаху — вином и наконец вышел на свежий воздух. Отведенную под ночлег казарму он нашел исключительно по богатырскому храпу Арториуса. До предела измотанный дорогой и событиями минувшего дня, Стирлинг рухнул на тюфяк и уснул прежде, чем голова его коснулась подушки.

Лайлокен еще никогда не был так счастлив.

Он проскакал от Кэр-Удея до Кэрлойла почти без остановки, бросив по дороге двух загнанных до полусмерти краденых крестьянских кляч, — зато ему удалось добраться до старой римской цитадели на берегу Солуэй-Фирт быстрее, чем Арториусу со своими катафрактами. Он въехал в город на закате, нахлестывая третью лошадь — флегматичного битюга, угнанного минувшей ночью у крестьянина, которому не хватило мозгов как следует следить за своим скотом. Беннинг, не менее Лайлокена довольный скоростью, с которой они одолели путь, тем не менее огорошил того приказанием продать лошадь.

Продать? Но… но такого богатства у меня уже сто лет не было! Одно дело загнать скотину ради доброго дела, но теперь-то мы на месте — и ты хочешь, чтобы я от нее отказался за так?

Нам не нужно неприятностей, безжалостно перебил его Беннинг, а ведь фермер, у которого мы свели эту несчастную клячу, может искать ее. Я не буду рисковать успехом задуманного из-за такой мелочи! Понадобится новая скотина — купим. А о деньгах не беспокойся: я помогу заработать столько, сколько тебе и не снилось. Просто продай эту чертову скотину, да побыстрее!

Так что не прошло и получаса, как он продал лошадь за очень даже неплохие деньги, приятно оттягивавшие карман Лайлокена. По настоянию Беннинга он как следует умылся в конской поилке. Терпеть не могу вонь, прорычал Беннинг, и я не желаю ни минуты лишней ходить с немытой головой и под трехсантиметровым слоем грязи — ты, поди, месяц уже не мылся, а то и больше. Да купи себе новое платье — твои обноски даже жечь противно. Уж не думаешь ли ты, что мы сможем получить место в королевской свите, если от нас будет разить, как из свинарника?

Напуганный до полусмерти столь резкой взбучкой Лайлокен поспешно купил кусок мыла, новые башмаки и хорошую новую одежду, даже новый шерстяной плащ взамен старого, вполне еще пристойного. Он даже побоялся спросить, что это за сантиметры такие имел в виду Беннинг. В общем, из-за конюшни на белый свет Лайлокен вышел совершенно преобразившимся. Таких теплых суконных штанов у него еще не было… да и кафтанов таких — желтого, потоньше, и красного, поплотнее, — тоже.

Теплые башмаки с крепкими кожаными шнурками приятно грели ноги. Он застегнул новый плащ дорогой заколкой, которую так и хотелось поглаживать. В новом заплечном мешке без труда разместились все пожитки Лайлокена: арфа и флейта в защитных чехлах из тюленьей шкуры, а также смена одежды, тоже новая. На новом широком поясе с серебряной пряжкой висел в ножнах тяжелый тесак — по общепринятым меркам украшенный простовато, но даже так у Лайлокена в жизни не было красивее.

Он даже купил себе шапку из толстого войлока, так что больше не боялся поморозить уши. Старую одежду он отдал одноногому нищему старику у городских ворот.

Затем Лайлокен доверился своему нюху, и тот привел его к ближайшему трактиру, со времен римского владычества сохранившему гордое название «таверна», где расправился с жареным цыпленком, тарелкой дымящихся вареных бобов с пастернаком, половиной каравая, большим куском сыра, залив это несколькими кружками меда. Таверна полна была солдат, сменившихся с дежурства из крепости, и смех их, сальные шуточки и пьяная похвальба подвигами в бою или в постели отдавались эхом от закопченных балок потолка. Дешевое спиртное лилось рекой.

Две женщины с бесстыдными улыбками, в коротких, облегающих юбках, разносили по столам подносы с дымящейся едой и кувшины меда, пива и дешевого вина. Они перегибались через плечи посетителей, подкладывая тем на тарелки, подливая в кружки и хихикая в ответ на шлепки и щипки, похотливые взгляды и недвусмысленные предложения, подкрепленные определенными денежными суммами. Лайлокен не испытывал особенного желания пастись там, где до него, несомненно, порезвилась не одна сотня мужчин, поэтому он остался равнодушным к зазывным позам и улыбкам, заказал себе еще еды и принялся, прищурившись, смотреть на то, как незнакомый ему менестрель завел песню и был сразу же обшикан и освистан компанией забулдыг, полагавших себя певцами, хотя место им было скорее на болоте среди охрипших лягушек.