Книга Заговор князей - Роберт Святополк-Мирский

Только сейчас Степан понял, в какую безвыходную западню он угодил из-за этого проклятого продавца соли в Белой, который посоветовал ему обратиться к знаменитому лекарю.

Степан прекрасно сознавал, что отказ будет равносилен подписанию себе смертного приговора — он лежит сейчас крепко привязанный к столу и если откажется, сегодня ночью его тело будет покоиться на Виленском кладбище в безымянной могиле вместе с телами каких-нибудь неизвестных бродяг, — в этом нет никакого сомнения, потому что его уже посвятили в тайну существования братства и обратного пути быть не может! Но согласие означает прямую и постоянную зависимость от Братства навсегда, на всю жизнь! Зачем он пошел к этому проклятому лекарю?! Может быть, лучше было остаться уродом без лица, но ни от кого не зависеть? А разве в этой жизни можно ни от кого не зависеть? Все равно ведь приходится служить то одному, то другому… Так уж, может, лучше служить одному делу, а не разным людям? И какая, в конце концов, разница, что это за дело, главное — это иметь возможность убивать врагов, любить женщин, да весело жить! А уродом без лица как поживешь?

И Степан твердо ответил.

— Я не меняю своего слова! Если ты вернешь мне лицо, я буду служить вашему братству верой и правдой!

Доктор Корнелиус Моркус снова улыбнулся, как добрый, всемогущий волшебник и ласково сказал:

— Это правильно. Ничего не бойся, сынок, — впереди тебя ждет замечательная и долгая жизнь! Сейчас выпей это и уснешь. А проснешься уже с лицом. Но ты увидишь его лишь через месяц, когда я сниму повязки.

— Я готов, — сказал Степан и, приподняв голову, выпил до дна поднесенный ему кубок горькой темной жидкости.

— Во имя Господа нашего Единого и Вездесущего, — сказал Корнелиус своим ученикам. — Будем начинать.

Операция длилась долго и кончилась к полуночи.

— Устали? — спросил Корнелиус своих учеников.

Те молча кивнули.

— Тогда два часа сна и снова за работу. Витас, кто там у нас сегодня?

— Пятнадцатилетний мальчик. Он уже мертв, хотя еще дышит. Это уличный воришка. Вчера он неудачно вытащил кошелек у какого-то мастерового, который так огрел его по голове медным набалдашником своей трости, что проломил несчастному череп. Его сочли мертвым и уже привезли хоронить, но наши люди на кладбище, тут же сообщили мне, что для нас есть тело.

— Отлично! Еще дышит??? Это превосходно. Будем изучать кровеносную систему и легкие! Вы должны знать на зубок каждый мельчайший орган человека, если хотите стать похожими на меня и творить подобные чудеса, — он кивнул на Степана, голова которого была полностью обмотана тряпками, и лишь две соломинки для дыхания торчали из них.

— А что, — слегка бледнея спросил Йонас, второй ученик доктора, — разве мы будем разрезать… этого мальчика … еще живым…?

— Мы будем поступать так, как того потребует искусство врачевания, которому я вас учу! — жестко ответил лекарь. — Жду вас здесь через два часа.

…Федор Лукич Картымазов не мог надивиться красоте города, к которому приближался, медленно продвигаясь по наезженной московской дороге, медленно, потому что со всех сторон в ту же сторону двигались целые вереницы саней со съестными припасами, доспехами и оружием, сопровождаемые конными и пешими вооруженными людьми.

Долгий путь немного утомил Картымазова, но близость цели и открывшийся перед ним изумительный вид придали бодрости.

А восхищаться было чем, потому что никогда еще за пятьсот лет своего существования Углич — этот небольшой городок на берегу Волги не достигал такого небывалого расцвета как в годы правления князя Андрея Большого. Именно князь Андрей затеял огромную работу по обновлению ветхих от времени, но красивых, по старине выстроенных стен и палат древнего кремля, это он построил необыкновенной красоты собор Покровского монастыря, это при нем город наполнился мастерами и ремесленниками, торговцами и строителями, жизнь кипела и бурлила и, казалось бы, что еще надо, а вон, поди ж ты — гордый и вспыльчивый нрав князя толкал его к сопротивлению старшему брату, гордыня не позволяла ему смириться с нарушением навсегда уходящих в прошлое старых порядков, она неуклонно вела его к гибельному бунту, который в конечном своем итоге погубит и князя и его семью и его любимый город, который никогда уже не будет таким прекрасным как сейчас!

Но не дано человеку знать грядущего… Не дано…

— Ты ли это, Федор Лукич?! — Услышал вдруг Картымазов за своей спиной какой-то странно знакомый, будто недавно слышанный голос.

Он обернулся.

— Зайцев?! Макар! Откуда ты здесь?

— Да уж видно судьба так хочет, чтоб я то с тобой, то с зятем твоим непрерывно встречался — давеча снова меня чуть не пришиб, великан чертов, но на этот раз, он был в лучшем настроении, и мне даже кажется, что мы подружились!

Они обнялись, как старые приятели, и Зайцев рассказал ему о том, как Филипп сам-один хитроумно схватил князя Оболенского и доставил его воеводе Образцу.

У Картымазова потеплело на душе, и он внутренне порадовался за успехи зятя, который, к тому же, был ему почти сыном, — да и хорошо, что закончилась, наконец, эта странная и тягостная история с князем Оболенским и его посланцами, хотя еще неизвестно, какие она будет иметь последствия.

— … И вот прискакал я в Волок Ламский, — закончил рассказ Зайцев, — а там пусто — князь Борис, вся семья его и весь двор со служивыми людьми — все в Углич поехали. Говорят, в гости к брату…

— С дороги! С дороги! — раздались вдруг впереди крики, и все стали сбиваться к обочине.

Навстречу им, двигался большой кортеж, выехавший из городских ворот. Нарядно разукрашенные кибитки и сани, около сотни вооруженных всадников сопровождения — вся эта шумная толпа промчалось мимо Картымазова и Зайцева, стоящих на обочине в снегу по самые животы лошадей, обдавая их грязными брызгами черной смеси земли с подтаявшим снегом.

— Я узнал их! — сказал Зайцев Картымазову. — Это княгини Ульяна Волоцкая и Елена Углицкая со всеми княжескими детьми и всеми своими придворными… В отдельных повозках все их вещи, уложенные, как в дальнюю дорогу… Что это значит?

— Это значит, — сказал Картымазов, — что князья отправили своих жен и детей в безопасное место. Мужчины поступают так только в одном случае…

— Когда готовятся к войне — негромко продолжил Зайцев.

— Совершенно верно, — глубоко вздохнул Картымазов. — И должен сказать тебе честно — все это мне очень не нравится…

… В то время когда Картымазов и Зайцев приближались к Угличу, Филипп с Данилкой приближались к Новгороду.

Пушки мастера Аристотеля стреляли теперь значительно реже, в городе еще шли одиночные бои, но главари мятежников были схвачены, архиепископ Феофил уже отправлен под конвоем в Москву, где будет заточен в Чудов монастырь, откуда больше никогда не выйдет, составлялись списки сотен семей, неблагонадежных жителей, которых навсегда вывезут из Новгорода и расселят по самым дальним и необжитым уголкам московского княжества, и, наконец строились на Волхове плахи, где будут казнены сто главных московских врагов со всеми их семьями.