Книга Дневник смертницы. Хадижа - Марина Ахмедова

— Еще вчера мы на годекане с Исрапилом поспорили, что вон там, за горой у озера, живут шайтаны. Юсуп говорит: живут, Исрапил говорит: Валлахи, не верю, — сказал дедушка бабушке, пока они пили чай. — Юсуп говорит: Исрапил, успокойся, в Коране тоже про шайтанов сказано. Исрапил говорит: пока своими глазами не увижу, Валлахи, не поверю. Спорили-спорили, пошли к мулле. Мулла тоже говорит: Исрапил, успокойся, да. Зачем споришь, Исрапил? Есть мир духов, есть мир людей. Не спорь, Исрапил, не иди против Аллаха, Исрапил. Исрапил тоже иногда упрямый бывает — упрется, как баран в новые ворота. Нет, говорит, вы мне шайтана покажите, я тогда, говорит, тоже поверю, а так, говорит, зачем я буду верить в то, чего не видел.

— Астагфирулла! — сказала бабушка. — Он шайтана увидеть хочет! У-у-у, зачем такие вещи хотеть?

— Валлахи, своими ушами слышал, как он мулле сказал: ты мне покажи хоть одного шайтана, тогда я поверю. Мулла сказал, завтра приходи, ко мне женщину тоже приведут, в нее шайтан поселился, буду сурами изгонять.

— Вах! Кто это?!

— Клянусь, не знаю. Говорят, в городе она живет, у нее родственники знают нашего муллу. Они ее привезут. Юсуп говорит: Исрапил, ты не боишься, что шайтан в тебя запрыгнет? Исрапил тогда тоже говорит: вах, что ему во мне делать, что ему в женщине не сидится? Женщина — существо слабое, все его капризы будет выполнять. Очень, говорит, я сомневаюсь, что он захочет из нее в меня перейти. Юсуп тогда говорит: если ты не веришь в шайтана, ты в Аллаха не веришь, потому что Аллах в Коране про шайтана написал. В огонь ада ты попадешь, Исрапил. Клянусь, я таких упрямых людей, как Исрапил, никогда в жизни не видел, — сказал дедушка. — Завтра он к мулле пойдет, посмотрим, что потом скажет, другие песни петь будет.

Аллах! Я слушала своими ушами, что дедушка говорил, и не верила. Если старики на годекане судачат о шайтанах, то чем тогда они отличаются от бабушки с соседками? Как в такое поверить — в то, что дедушка говорит? Где тогда мудрость, которая должна сидеть под их седыми папахами? Не могла я поверить в такое. Я вспоминала, что, когда проходила мимо них, такие лица у них серьезные тоже были. У меня даже сердце замирало, когда я шла и думала, что они такие важные случаи решают, а если не решат, то в нашем селе, и в других селах, и в городе, и даже во всем мире плохо будет. А женщине к годекану даже приближаться нельзя. Такой позор будет, если какая-нибудь женщина сядет на годекане. Только такого позора ни разу не было ни в нашем селе, ни в других селах. О таких позорах я даже не слышала. Женщина сама знает, что она ниже мужчины, что она глупая, сплетница, что мудрость даже никогда не подумает опуститься к ней на голову. Все женщины об этом знают с рождения. Но если старики, как бабушка с соседками, на годекане про шайтанов говорят, то почему я должна считать себя ниже их, думала я. Аллах, пусть я так думать не должна была, но я так думала.

* * *

Наконец настал тот день, когда я уезжала. И зачем он настал, не понимала я. Еще бы неделю побыть в селе или хотя бы день. Я же не успела со всеми попрощаться. Через две недели Айка выходит замуж за одного нашего сельского, а я уезжаю. Как она на меня обиделась, что я не буду на ее свадьбе! Я хотела приехать, но тетя Зухра сказала, что в это время я буду сдавать экзамены.

Экзамены — стоило мне повторить про себя это слово, как у меня от страха начинала кружиться голова. Как я буду их сдавать, я же ничего не знаю. Тетя Зухра сказала, я буду писать сочинение по русскому, сдавать экзамен по английскому и литературе. Аллах, я ни слова на английском не знаю! Аллах, я не умею писать сочинения, я же не писатель. Я только в тетради своей пишу, больше ничего никогда не писала. Вдруг я приду и там все надо мной станут смеяться, потому что я ничего не умею, и выгонят меня с позором. Аллах, страшно мне было.

Я представляла очень большое помещение, как банкетный зал. Я в таких залах не была, но Анна-Ханум один раз ездила к родственнице мужа на свадьбу в город, потом рассказывала, что там было помещение — как десять наших магазинов. Вот я захожу в такое огромное помещение, там темно. Везде стоят столы, очень много столов. За ними сидят люди — серьезные, как в телевизоре. Они мне говорят непонятные слова, а я молчу и ничего не знаю. Тогда они мне дают бумагу и говорят: «Пиши сочинение!» А я не знаю, что мне сочинять. Я ничего не пишу. Эти люди выгоняют меня из университета. Я не сдала экзамены. Иду оттуда и плачу. Возвращаюсь в село, и все на меня пальцем показывают, говорят, вот она поехала сдавать экзамены и не сдала, потому что глупая. Айка не сдавала экзамены, поэтому никто не знает, что она глупая. Все думают, может быть, она и умная, этого же все равно никто не проверял. На ней, конечно, тот сельский женится. А я сдавала экзамены, и теперь все село будет знать, что у меня ума нет. Айка, конечно, глупая, она в сто раз глупее меня, в школе она делала в одном слове десять ошибок. Она еще у меня столько раз списывала. Но ее жених же об этом не знает. А про мою глупость все знать будут. Аллах, как я боялась этих экзаменов! Мне казалось, у меня сердце разорвется в тот день, когда я буду их сдавать! Я в обморок от страха упаду! Зачем мне это надо было?! Я больше не хотела учиться! Ничего больше не хотела. Только в селе сидеть хотела! Потому что я — не такая.

Тетя Зухра сама приехала за мной на их машине. Они с дядей Вагабом спешили вернуться в город, но зашли в дом для приличия, поели хинкал, попили чай. Я красиво оделась. Страшно было подумать, сколько я не была в городе. Я уже мало его помнила — только нашу секцию, в которой я жила с родителями, и море.

— Остались бы, — говорила бабушка тете Зухре. — Почему тут переночевать не хочешь? Я постель постелю, вечером барашка тоже зарежем, утром встанете, поедете.

— Сегодня надо вернуться, клянусь тебе, — сказала тетя Зухра, пальцами вытирая губы, жирные от мяса. — Вагабу по дороге звонили, сказали, чтобы в отдел срочно ехал. Опять там какой-то смертник в городе взорвался, четырех с собой забрал.

— Астагфирулла. — Бабушка покачала головой. — Что делать, да, в такое время живем.

— Он тоже объяснил, что сейчас уже не может — в село, мол, поехал, не возвращаться же с полдороги. Все равно, кровь из носу, вечером ему там надо быть. Поэтому сидеть долго не можем. Валлахи, я тоже думала, посидим, может, переночуем, утром встанем, поедем. Такую дорогу все-таки сделали — из города сюда. Темнеть тоже скоро начнет. Кто хочет по таким дорогам ездить? Только что делать? Теперь никогда не знаешь, что через пять минут будет. Валлахи, правду говорят, человек полагает, Аллах сам все по своим местам располагает.

— Какие времена настали… — сказала бабушка. — Как мы спокойно раньше жили. Никто никого не взрывал, не убивал. Куда мир катится? Что будет?

— Валлахи, не знаю. — Тетя Зухра взяла с тарелки еще кусок мяса, откусила и стала жевать. — Каждый день засыпаю — благодарю Аллаха, что все живы, утром просыпаюсь — не знаю, что вечером будет. Давление прыгает. Устала уже.

— Что будешь делать…

Надира вынесла во двор чемодан. Там лежали мои вещи, а под ними — тетрадь.