Книга Вещий князь. Книга 8. Щит на вратах - Андрей Посняков

— Знаешь, я давно хотел сказать тебе… Ты очень мудрая женщина, Сельма.

— Я знаю. Помнишь, я вчера обещала тебе кое-что показать?

— Помню…

— Тогда подожди…

Загадочно улыбаясь, Сельма проворно оделась и исчезла за дверью. Князь ухмыльнулся — что еще там придумала венценосная супружница? Вряд ли его можно было чем удивить…

Медленно открылась дверь, и на свежевыскобленные дубовые доски пола упала черная тень. Хельги поднял глаза и вскрикнул, не в силах сдержать удивления: на пороге в золотых лучах восходящего солнца стоял он сам — киевский князь Олег Вещий, великий хакан русов. В обычном своем коричневом кафтане, синих портах, сапогах зеленого сафьяна, в алом княжеском плаще-корзне… Вскочив на ноги, князь схватил двойника за плечи — надо же, даже и рост одинаков! Та же ржаная шевелюра, бородка, глаза… Нет, у этого глаза не такие синие, да и нос, пожалуй что длинноват, и чуть оттопыриваются уши… Да, если присмотреться, можно увидеть различия и совершенно точно определить, кто из этих двоих князь, а кто нет. Но сделать это может лишь тот, кто очень хорошо знает Хельги, кто видит его каждый день, и то если будет что-то подозревать и специально всматриваться. А так — никаких различий…

— Ну? — с лукавой улыбкой в светлицу вошла Сельма. — Каков красавец, а?

— Где ты его нашла?

— Это Оженя, рядович из наших дальних вотчин. Согласен служить тебе… за достойное вознаграждение. Не так ли, Оженя?

— Так. — Рядович отвесил глубокий поклон князю. — Только прикажи, княже!

— Надо же, — продолжал удивляться Хельги. — И голос вроде похож.

— Ну, не совсем. — Княгиня усмехнулась. — Но к твоему — близко.

Не прошло и недели, как весь Киев бурлил, провожая собравшуюся в далекий поход княжескую дружину. Купцы ликовали — давно пора было проучить заносчивых и коварных ромеев. Харинтий Гусь, Ратмир и прочие отвалили князю изрядную толику серебра и построили за свой счет несколько крепких насадов. Большой флот собрал Вещий князь ныне — полтыщи ладей, не считая всяких мелких суденышек. Кроме дружины — старшей, боярской, да молодшей — гридей, еще и немало охочего люду пристало: мелкие торговцы, приказчики, подмастерья. За боевыми ладьями виднелись тяжелогруженые купеческие суда — воск, мед, меха, лес и прочее, война войной, а торговля торговлей. В общем-то, Хельги и не особо-то стремился ворваться в Царьград-Констатинополь, куда лучше было бы просто-напросто устрашить ромеев и решить дело выгодным миром. Хотя оно, конечно, готовиться нужно было к худшему. Поймав себя на этой мысли, князь усмехнулся — будучи вольным северным ярлом, никогда он не упустил бы битву, напал бы при любом раскладе, может быть, и взял бы город удалью и наскоком, а может быть, погиб со славой и честью, как и положено благородному мужу. Так считал любой вольный ярл, пенитель морей, глава небольшой морской шайки, но совсем иначе полагал Вещий киевский князь. Война не всегда благо, далеко не всегда. Только если уж никак без нее не обойтись. Так же думал и Ирландец, напросившийся в поход с князем. Хельги для вида отговаривал его, но в глубине души был рад — у Ирландца был изощренный, острый и циничный ум, ему были присущи хитрость, коварство, жестокость, он имел особую сноровку в самых разных делах тайного рода. Один из немногих людей этого времени, Конхобар мог вполне наплевательски относиться к богам и по всякому случаю высказывал свое мнение. Что и было ценным. Да, Ирландец мог очень пригодиться в походе, в особенности в той, тайной его части, что касалась схватки с друидом, которого надо было еще вычислить, отыскать. А как это сделать в почти полумиллионном городе? Нужно было соображать, наметки имелись и у Хельги, и у Ирландца, пока только наметки. Никифор Дрез — вот еще один старый друг, кого Хельги с удовольствием взял с собой. Никифор был верен, учен, начитан. И, так же как и Хельги с Конхобаром, ненавидел друида. «Исчадие ада» — так он его называл. Никифор приехал в Киев за книгами — вот уж удивился Хельги — еще бы, переться в этакую-то даль из маленькой обители, затерянной в дремучих северных лесах. Ну и ну. И что такого пишут в этих ученых книгах? Впрочем, как недавно смущенно признался Никифор, он вдруг почувствовал в душе «некое томление, некий позыв, идущий с небес». Словно бы чей-то глас приказал — иди в Киев. Хотя Никифор и без того давно туда собирался, только вот собрался бы? Кто знает…

Стоящий на носу ладьи князь искоса взглянул на корму, на книжника. Тот не изменился — все такой же черноволосый, смуглый, с карими благостными глазами. Только вот, кажется, на висках появились уже серебряные нити. Или это и впрямь только кажется? Никифор, Никифор… бывший раб и воин, решивший посвятить свою жизнь служению распятому Богу. А ведь мог бы и…

Что ж, у каждого свой выбор. Хельги оглядел своих — вот они, встали плечом к плечу в серебристых кольчугах, и налетевший откуда ни возьмись ветер треплет их волосы. Молодые воины — гриди, и в первых рядах их воевода — опытнейший и верный Вятша, за ним его родич, Твор, молодой десятник, недавно потерявший друзей. Губы юноши кривились, глаза грозно блестели — да, уж этот не даст пощады дерзнувшим сопротивляться ромеям!

Поднявшийся ветер раздул паруса ладей, на пристани волхвы принесли богам жертву — белую молодую кобылу — хлынувшая из перерезанного горла кровь ее, казалось, окрасила всю реку. Или то был просто рассвет? Оставшиеся на берегу люди подбрасывали вверх шапки, старцы градские в роскошных одеждах трясли посохами. Перекрикивая детские вопли, плакали бабы. Подхваченная течением и ветром дружина Вещего князя, покинув пристань, скрылась за излучиной. Средь собравшихся на берегу пронесся вздох. Ну, вот — поплыли… Вернутся ли? Все ли?

В ясно-голубом небе ласково светило солнце. Синел Днепр.

Глава 8

ЗАВЕДЕНИЕ ФИЛОФЕЯ МАМОНЫ
Август 873 г. Константинополь

Это было мрачное кафе с дурной репутацией…

Эрнест Хемингуэй. «Праздник, который всегда с тобой»

Высокие стены Константинова града освещались оранжевым закатным солнцем. Длинные тени их протянулись через всю перегороженную цепями бухту Золотой Рог, почти достигнув Галаты — района, отделенного от города бухтой. Далеко слышно было, как в монастырях и храмах звонили колокола, по стенам, выкрикивая невнятные угрозы, прохаживались воины в блестящих шлемах и панцирях, с небольшими круглыми или сердцевидными щитами. Войско русов, приведенное к столице надменных греков Вещим князем, выставив вдоль бухты пешие отряды и всадников, далее пошло сушей и окружило город с запада — у стены Феодосия, растянувшись от некогда пышного, а ныне почти заброшенного Влахернского дворца на севере до Золотых ворот на юге. От Золотых ворот было видно, как чуть дальше, за стенами, бороздили Мраморное море длинные быстрые корабли — огненосные дромоны. Империя славилась флотом, и киевский князь не рискнул вывести в море свои ладьи, лишь перекрыл гавань. Эх, если б вместо неповоротливых насадов да хотя б пару десятков драккаров — увертливых и быстроходных коней моря. Уж тогда не плавали б так спокойно дромоны, живо бы поубавилось спеси! Если б князь хотел разрушить и сжечь город, он бы настроил драккаров в низовьях Днепра, мастера, слава богам, имелись. Впрочем, не хотел князь ромейской крови, у него были иные задачи — продемонстрировать могущество, устрашить, навязав базилевсу условия мира. Ну и, наконец, отыскать того, кем правит омерзительная душа черного друида Форгайла. Задача была не из легких.