Книга Наследница ведьм - Энн Райс

Она страстно желала остаться в этом месте еще на какое-товремя, до тех пор пока ее не начнет неодолимо тянуть к родным дубам, растущим уее дома. Но этого никогда не случалось. Она всегда уезжала раньше, чем ей быхотелось. Долг, семья и многое другое призывали ее покинуть Дестин прежде, чемона была к этому готова.

Нельзя сказать, что она не любила родные дубы и паутину,опутавшую все и вся, полуразрушенные стены соседних домов и разбитые мостовые,а также бесконечные объятия ее многочисленных родственников. Да, они были оченьмилы ее сердцу, но почему-то подчас ей так не терпелось сбежать от всего этого.

Подальше от всех и вся.

– Мне бы хотелось умереть, – содрогнувшись отсвоей мысли, прошептала Гиффорд.

Голос ее дрожал, и бриз уносил его прочь. Она вошла в кухню,которая на самом деле представляла собой лишь часть большой центральнойкомнаты, выпила стакан воды и через открытые стеклянные двери вышла из дома.Пройдя через двор, она поднялась по ступенькам к дорожке и, одолев маленькуюдюну, спустилась вниз, на гладко уложенный ветром песок.

Теперь она явственно слышала голос залива. Он наполнял еесвоим шумом. Казалось, в мире не было ничего, кроме этого звука Он заставлялзабыть обо всем на свете, утратить все прежние чувства и ощущения. Когда онабросила мимолетный взгляд на свой дом, он показался ей маленьким инезначительным и походил скорее на бункер за песчаной насыпью, а не насимпатичное прибрежное строение, каким был на самом деле.

Прабабушка Дороти построила этот дом для своих внуков иправнуков в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году. В те времена Дестин былобыкновенной рыболовецкой деревней, жизнь в которой сонно текла по своимзаконам. По крайней мере, все так говорили. Тогда никто понятия не имел обогромных кондоминиумах, гольф-клубах и прочем. Ничего подобного не было и впомине.

От неожиданного порыва ветра Гиффорд бросило в дрожь. Какбудто он усилил свою хватку, собираясь швырнуть ее в сторону. Устремив взглядна волны, лениво плещущиеся у края мерцающей поверхности пляжа, она направиласьпротив ветра к воде. Ей захотелось прилечь прямо на берегу и уснуть. Она всегдатак делала, когда была девочкой. В окрестностях Дестина не было болеебезопасного места, чем пляж. Сюда еще не дошли такие радости цивилизации, каквсякого рода средства передвижения, которые не только могли нанести вамфизическое увечье, но и испортить всякое впечатление одним только выхлопом ишумом.

Как звали того поэта, который когда-то погиб на пляжеОгненного острова? Все тогда решили, что его кто-то переехал, пока он спал,хотя толком никто ничего не знал. Ужасная история, просто ужасная. Гиффорд немогла вспомнить его имя. Только стихи. Это было во времена ее студенческойюности. Они с Райеном стояли на палубе лодки, пили пиво и целовались. Он обещалувезти ее из Нового Орлеана. Какая ложь! Они собирались жить в Китае! Или вБразилии? Но Райен ушел с головой в дела «Мэйфейр и Мэйфейр». Контора поглотилаего целиком и полностью задолго до того, как ему исполнился двадцать один год.Интересно, помнил ли он до сих пор их любимых поэтов? Не забыл ли, как онивосхищались стихотворением Лоуренса о голубой горечавке или «Воскресным утром»Уоллиса Стивенса?

Но разве могла она винить его за то, что произошло за годыих супружеской жизни. Она сама не могла отказать ни бабушке Эвелин, ни дедушкеФилдингу, ни тем старикам, которые так заботились о ней, когда умерли ееродители. У нее было такое впечатление, будто они с сестрой всегда принадлежалиэтим старикам. Мать Райена так и не простила им того, что они не устроилитрадиционной свадьбы и что невеста не надела белого платья. К тому же Гиффордни на день не могла оставить Алисию одну – та была еще слишком молода, но ужесовершенно безумна и постоянно попадала в какую-нибудь беду. Гиффорд даже несмогла продолжить обучение в университете. Когда она изъявила желание это сделать,бабушка Эвелин ей сказала.

– А чем плох Тулейн? Туда можно ездить на такси.

И ей ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Поехать вСорбонну ей не разрешили, и второй курс там остался только в мечтах.

– Ты потомственная Мэйфейр, – заявила бабушка Эвелинво время обсуждения свадебной церемонии. – Мэйфейр в десятом поколении.Представляю, как была бы потрясена твоя мать, спаси Господи ее душу. Бедняжка,она и так очень страдала.

Но камнем преткновения оказался не столько вопрос, гдеГиффорд хочет жить – на севере, в Европе или где-то еще, сколько сама свадебнаяцеремония, вокруг порядка проведения которой разгорелись самые жаркие дебаты.Родня никак не могла прийти к согласию, где молодым следует венчаться – в храмеИмени Господня или в ирландской церкви Святого Альфонса.

Гиффорд и Алисия посещали школу при церкви Имени Господня,которая располагалась очень далеко от старой церкви Святого Альфонса – вделовой части города, напротив парка Одюбон. В те времена неф еще не былрасписан, и великолепные мраморные статуи красиво выделялись на фонебелокаменных стен.

В этой церкви Гиффорд приняла свое первое причастие иучаствовала в торжественной церемонии. На ней было длинное белое платье и туфлина высоких каблуках, а в руках – букет цветов. Как все дебютантки, она оченьволновалась.

Само собой напрашивалось решение устроить венчание в храмеИмени Господня. Какое отношение к Гиффорд могла иметь какая-то старая церковьМэйфейров, церковь Святого Альфонса? В конце концов, Дейрдре Мэйфейр можно былооб этом не сообщать. К тому времени она уже была безнадежно больна и совершенноневменяема И все было бы хорошо, если бы не начал мутить воду дедушка Филдинг.

– Святой Альфонс – наша семейная церковь. А ты Мэйфейрв десятом колене! – заявил он.

Мэйфейр в десятом колене.

– Терпеть не могу, когда так говорят. Это совсем ничегоне значит, – возражала Гиффорд.

– Чушь какая! – возмущалась бабушка Эвелин. –Это очень многое значит. Это значит, что за тобой стоят десять поколений.Десять различных родовых линий. Разве этого мало? Ты должна этим гордиться.

Вечерами бабушка Эвелин вязала, сидя на террасе дома наАмелия-стрит. Она бросала свое занятие только тогда, когда темнело и уже ничегоне было видно. Ей нравилось наблюдать за тем, как над Сент-Чарльз-авенюсгущаются сумерки. Они действовали на нее успокаивающе. Она даже любила простосмотреть на толпы людей, прогуливающихся по вечерним улицам, на машины,освещенные изнутри желтыми лампочками и отчаянно грохотавшие на поворотах. Этобыли дни шума и пыли. Еще не изобрели кондиционеры и не вешали ковры длиной вовсю стену. А белье из прачечной было жестким, как картон.