Книга Смерть в чужой стране - Донна Леон

Патта попытался изобразить удивление.

— Это значит, комиссар, — и я хочу, чтобы вы обратили на это внимание, — это значит именно то, что я сказал: мы намереваемся считать это убийством, которое произошло при попытке ограбления.

— Официально?

— Официально, — повторил Патта, а потом добавил с ударением: — И неофициально.

Не к чему было спрашивать, что это значит.

Одержав победу, Патта стал снисходительным и сказал:

— Разумеется, интерес и энтузиазм, проявленные вами в этом деле, будут оценены американцами.

Брунетти подумал, что лучше бы они оценили успех, но это мнение не стоило высказывать теперь.

— Знаете, синьор, я все еще не совсем уверен, — начал Брунетти, позволив ноткам сомнения и раздумчивости бороться в своем голосе. — Однако полагаю, это вполне возможно. Я действительно не узнал о нем ничего, что подтверждало бы мои подозрения. — То есть если не учитывать такой мелочи, как пара упаковок кокаина на несколько сотен миллионов лир.

— Хорошо, что вы так все воспринимаете, Брунетти. Полагаю, это говорит о реалистичности вашего взгляда. — Патта посмотрел на лежащие на столе бумаги. — Они взяли одного Гварди.

Комиссару, который не мог уследить за мыслями своего шефа, прыгающими с предмета на предмет, оставалось только одно — переспорить:

— Кого взяли?

— Гварди, комиссар, Франческо Гварди. Я думал, вы по крайней мере знаете это имя: это один из наших самых известных венецианских художников.

— Ах, простите, синьор. Я думал, это что-то из немецкого телевидения.

Патта твердо и неодобрительно проговорил «нет», а потом снова опустил глаза на бумаги:

— Все, что у меня есть, это список от синьора Вискарди. Один Гварди, один Моне и один Гоген.

— А он все еще в больнице, этот синьор Вискарди? — спросил Брунетти.

— Да, полагаю. А что?

— Очень уж он уверен насчет картин, которые они взяли, хотя и не видел грабителей.

— Ваша версия?

— У меня нет версии, синьор, — ответил Брунетти. — Может, у него и было всего три картины. — «Но если бы у него действительно только и было, что три картины, это дело не оказалось бы так быстро главным в списке Патты», — подумал он. — Могу я спросить, чем занимается в Милане этот синьор Вискарди?

— Он управляет несколькими фабриками.

— Управляет или владеет и управляет?

Патта даже не пытался скрыть раздражение.

— Он уважаемый человек, и он потратил огромную сумму денег на реставрацию этого палаццо. Этот человек — достояние нашего города, и полагаю, мы обязаны проследить, чтобы, пока синьор Вискарди находится здесь, ему была обеспечена безопасность.

— Ему и его собственности, — добавил Брунетти.

— Да, и его собственности, — повторил Патта его слова, но совсем другим тоном. — Я бы хотел, комиссар, чтобы вы занялись расследованием, и надеюсь, что с синьором Вискарди будут обращаться с надлежащим уважением.

— Разумеется, синьор. — Брунетти встал, собираясь уходить. — Вы знаете, какими именно фабриками он управляет, синьор?

— Кажется, там производят оружие.

— Благодарю вас, синьор.

— И я хочу, чтобы вы больше не беспокоили американцев, Брунетти. Ясно?

— Да, синьор.

Конечно, ясно, но неясно, почему?

— Хорошо, тогда приступайте. Я хочу, чтобы с этим разобрались как можно быстрее.

Брунетти улыбнулся и вышел из кабинета Патты, размышляя о том, за какие нити здесь потянули и кто потянул. Насчет Вискарди выяснить все очень просто: оружие, достаточно денег, чтобы купить и реставрировать палаццо на Большом Канале, — смешанным запахом денег и власти несло от каждой фразы Патты. Что же до американцев, здесь труднее понять, откуда исходят запахи, однако это не делало их менее ощутимыми. Но было ясно, Патте сообщили: смерть американца следует рассматривать как неудачное ограбление, и точка. Но кто грабитель?

Вместо того чтобы пойти в свой кабинет, он спустился вниз и вошел в главный офис. Вьянелло вернулся из больницы и сидел за своим столом, откинувшись на спинку стула, прижав к уху телефонную трубку. Увидев входящего Брунетти, он прервал разговор.

— Да, синьор? — спросил он.

Брунетти прислонился к краю стола.

— Этот Вискарди, как он вам показался, когда вы с ним разговаривали?

— Расстроенным. Он всю ночь пробыл в общей палате, ему удалось добиться, чтобы его перевели в одноместную…

— Как ему это удалось? — прервал Брунетти.

Вьянелло пожал плечами. Казино — не единственное общественное учреждение в городе, над дверями которого было написано: «Non Nobis». Надпись на больнице, хотя и видимая только богатым, была не менее реальна.

— Наверное, он кого-то там знает или знает, кому позвонить. Люди вроде него всегда это знают. — Судя по тону Вьянелло, не похоже было, чтобы Вискарди вызвал у него симпатию.

— Что он за человек? — спросил Брунетти.

Вьянелло улыбнулся, потом скривился:

— Ну как вам сказать, типичный миланец. Не выговорил бы букву «р», даже если бы у него рот был ими набит, — сказал он, опуская все «р» в своем предложении, в точности имитируя аффектированную речь миланцев, столь популярную среди большинства политиков-arrivisto[25]и комических актеров, обожающих их передразнивать. — Он начал с объяснения того, какую ценность представляют эти картины, чем он, по-моему, хотел показать, какую ценность представляет он сам. Потом пожаловался на то, что провел ночь в общей палате. Наверное, опасался, как бы ему не подхватить какую-нибудь болезнь низших классов.

— Он дал вам описания грабителей?

— Он сказал, что один из них был очень высокий, выше, чем я. — Вьянелло отличался очень большим ростом. — А у другого была борода.

— Так сколько же их было, двое или трое?

— Он не уверен. Они его схватили, когда он вошел в дом, и он так удивился, что не заметил или не запомнил.

— Сильно он избит?

— Не настолько, чтобы требовать отдельной палаты, — ответил Вьянелло, даже не пытаясь скрыть свое неодобрение.

— А нельзя ли поточнее? — с улыбкой спросил Брунетти.

Вьянелло не обиделся и ответил:

— У него подбит глаз. Кто-то действительно звезданул ему в это самое место. У него разбита губа, синяки на руках.

— И все?

— Да, синьор.

— Согласен с вами; вряд ли такие ранения требуют отдельной палаты. И вообще больницы.