Книга Царский блицкриг. Боже, «попаданца» храни! - Герман Романов

Но, как говорят в народе, мир не без добрых людей — большинство нецелевых расходов, включая целые статьи на содержание университета, оплачивались отнюдь не казной. Щедрые вклады шли от купцов с промышленниками, но главными попечителями были наместники — Алексей Орлов и Григорий Потемкин. Особенно последний…

— В позапрошлом году два моих брига обосновали здесь гавань. — Палец мужчины ткнул в большой остров, что расходился двумя лучами. Восточный соприкасался с тонкой цепочкой Курил, а западный касался большого острова Чоки — Сахалина.

— Он именуется Хоккайдо, — чуть наморщила лоб княгиня, припоминая название острова.

— У вас превосходная память, Екатерина Романовна. И вам ли жаловаться на нее, — Потемкин широко улыбнулся и не отказал себе в желании чуть поддеть женщину, с которой он дружил уже долгие годы. Но тут же сделался серьезным. — На острове живет народец, именуемый айнами. Плохо живет — с острова, что южнее, Хонсю, вот уже который год идет сильная экспансия японцев. Их воины-самураи просто режут этих айнов. Мы с ними столкнулись уже в прошлом году — дали, конечно, по зубам изрядно. Они все же с мечами и луками, а у нас винтовки. Но большую войну вести не можем — и народа, и войск с казаками у меня ничтожное число.

— Так договоритесь с японским…

Дашкова на секунду задумалась, мучительно вспоминая. На японских островах правил тенно, царь, власти реальной не имеющий. За него управлял один из знатнейших князей, именуемых дайме, и как его там?

— Сегуном, — наконец припомнила она название, отдаленно похожее на канцлера.

— Я бы и рад был. Два посольства отправил, а они им от ворот поворот сделали. Страна, дескать, для всех иностранцев, гэдзинами именуемыми, то бишь бесами в их языке, у них полностью закрыта. И северный остров их исконная вотчина…

— Да какая вотчина?! — неожиданно взорвалась княгиня. — Они этих айнов умерщвляют, как им заблагорассудится, а мы на это спокойно смотреть должны?! Нате выкуси!

— И я так считаю.

Потемкин любовался горячностью женщины, кровь в которой не охладела с прожитыми годами. За малым кукиш не показала, а сие о многом говорит — дела государственные за свои почитает.

— Но не в этом дело, Екатерина Романовна. Владивосток мой зимою замерзает, корабли в лед вмораживает. Гавань нам нужна, незамерзающая. И лучше, чем на Хоккайдо, нам их не найти. Не с японцами же большую войну начинать? А в Корею нельзя — я с китайцами договор подписывал, а потому по Амуру и Уссури спокойствие нарушать нельзя, слишком накладно для нас война с таким соседом обойдется. А с японцами совсем другое дело — они на остров претендуют, где наши корабли уже стоят. Надо им просто урок дать, чтоб отвадились.

— Так дайте же! Что вы, в самом деле, князь? Раньше сами вершили, а теперь в Иркутск приехали…

— Я потому здесь, что его величество, — Потемкин сверкнул единственным глазом, произнося последнее слово с иронией, — не только запрет на войну положил, но приказал корабли наши с гаваней оборудованных обратно увести! Вот так-то!

Остров Кадьяк

— Теперь я богат, — Онли снова пробормотал заветные слова, и перед его глазами предстал трюм «Морского орла», под завязку забитый «мягким золотом» — тысячами шкурок морских бобров и прочей живности, что в изобилии водились в здешних водах.

И все благодаря тому задохлику с бегающими глазами, московиту, что сбежал с северных русских островов. Задрыга привел его корабль в этот суровый край. Жаль только, что обратно не выведет, но ничего, шкипер и сам уже это сможет сделать.

Карта, что ему вручили на английском фрегате, оказалась правильной, как и места, на ней обозначенные. Так что помощь этого русского предателя была уже не нужна. Он сам найдет обратную дорогу и привезет в Кингстоун столь ценный груз — половина уйдет королю, а половина достанется ему, ну и команде, конечно.

Потом он снова вернется в эти воды, уже с большей силою. Найдется немало опытных капитанов, что рискнут покинуть благословенные теплые моря, где стало так неуютно от королевских фрегатов. Так что желающие продолжить свое вольное существование найдутся, и в достаточном числе. Тем более русские не англичане и в здешних водах имеют утлые суденышки, полукруглые, со странным именем «кочи». Их ли бояться людям, прошедшим огонь и воду?!

— А может, не возвращаться?

Онли задумался на минуту. Уйти в португальское Макао, китайцы охотно покупают шкуры, как он слышал. И вернуться на родину богатым джентльменом, купить дом и долгими сырыми вечерами сидеть у пылающего камина, курить трубку и вспоминать былые подвиги и приключения.

— Нет! Пока рано…

Шкипер криво улыбнулся, принимая решение. Опасно — у королевской службы длинные руки, зачем их понапрасну злить. Да и глупо отказаться от нового похода.

Глупо!

Ибо нельзя оставлять такое богатство в руках грязных русских варваров, этих азиатов, что давно потеряли европейский вид.

Негостеприимные северные воды, как сказал ему про них сэр Джордж и в чем он убедился на своем «Морском орле», оказались сказочно богаты. Ему удалось взять меха, но ведь русские возят отсюда и сверкающие груды золота, что добывают где-то далеко на полночь в невероятном количестве. Вот бы туда прогуляться…

— А может, там и есть сказочная страна Эльдорадо? — задумчиво пробормотал шкипер, укутанный непроницаемой дымкой тумана.

Константинополь

— Эту депешу, Алексей Андреевич, отправь самым быстрым кораблем! Какой корвет у нас там под парами стоит?

— «Архангел Михаил», ваше величество!

— Вот им и отправь! А вот эту тайную депешу сам зашифруй, и пусть искровиком в Севастополь немедленно передадут! Надеюсь, послезавтра Като ее получит!

— Да, государь! Корвету нужны сутки ходу, а искровая линия в порядке содержится!

Аракчеев взял в руки запечатанный конверт и небольшую бумажку с рукописным текстом для телеграфного сообщения.

— Ваше величество, осмелюсь спросить — вы поставили здесь гриф «ГСД», «Государево слово и дело», но ведь раньше, как я помню, он не употреблялся для таких сообщений?

— Зато в Петербурге все иностранные послы на уши встанут, — усмехнулся император, — да и Като моя допинг хороший получит! А то избаловал я вас всех…

Аракчеев на такое разъяснение только молча поклонился и вышел из кабинета, держа осторожно в руке бумаги.

Петр подошел к столику, на котором стоял кувшин местного греческого вина. Жуткая кислятина! Но именно такое он себе и потребовал.

Он отпил полглотка и посмотрел в окно, озирая захваченный русскими войсками огромный город, жизнь в котором уже нормализовалась, будто не было кровавого штурма и безжалостной резни янычар.

Победа стоила дорого, хотя раньше, еще до Кагульской баталии, Петр счел бы такие потери если не смехотворными, то ничтожными. Слишком неожиданным оказался для турок русский десант, тем более подошедшая армия Суворова.