Книга Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть 6 - Александр Дюма

Когда капитану принесли двести пистолей и он собрался уже уходить, Фуке встал, взял стакан и велел подать другой д’Артаньяну.

– Сударь, – произнес он, – за здоровье его величества, что бы ни случилось!

– И за ваше здоровье, монсеньор, что бы ни случилось! – подхватил д’Артаньян и выпил.

После этих зловещих слов он отвесил общий поклон и вышел. Когда он прощался, все встали, и в наступившей тишине, пока он спускался по лестнице, были слышны его шаги и звон его шпор.

– Был момент, когда я подумал, что он явился за мной, а не за моими деньгами, – сказал Фуке, стараясь изобразить улыбку.

– За вами! – вскричали его друзья. – Но почему, господи боже?

– Не будем заблуждаться, дорогие мои друзья, я не хочу сравнивать самого смиренного из земных грешников с богом, которому мы поклоняемся, но вы, разумеется, помните, что однажды он созвал своих близких друзей на трапезу, и эта трапеза называется тайной вечерей. Это был прощальный обед, совсем как сегодня у нас.

Со всех сторон послышались громкие возмущенные возгласы.

– Закройте двери, – попросил Фуке.

Лакеи исчезли.

– Друзья мои, – продолжал Фуке, понижая голос, – чем я был прежде и что я теперь? Подумайте и ответьте. Такой человек, как я, падает уже потому, что перестал подниматься; что же сказать, когда он действительно падает? У меня нет больше ни денег, ни кредита, у меня лишь могущественные враги и драгоценные, но немощные друзья.

– Раз вы говорите с такой откровенностью, – молвил Пелисон, – то и нам тоже подобает быть откровенными. Да, вы погибли, да, вы торопитесь навстречу вашему разорению, так остановитесь же поскорее! И прежде всего – сколько денег у вас осталось?

– Семьсот тысяч ливров, – усмехнулся суперинтендант.

– Хлеб насущный, – прошептала г-жа Фуке.

– Подставы, подставы! – вскричал Пелисон. – И бегите!

– Куда?

– В Швейцарию, в Савойю, но уезжайте!

– Если монсеньор уедет из Франции, – вздохнула г-жа де Бельер, – начнут говорить, что он чувствует за собою вину и что он испугался.

– Скажут больше, скажут, что я захватил с собою двадцать миллионов.

– Мы начнем писать мемуары, чтоб обелить вас в глазах всего света, – попробовал пошутить Лафонтен, – но мой совет: бегите!

– Я останусь, – сказал Фуке, – разве я в чем-нибудь виноват?

– У вас есть Бель-Иль! – крикнул аббат Фуке.

– И я, естественно, отправлюсь туда по дороге в Нант, – ответил Фуке. – Поэтому терпение, терпение и терпение.

– Но до Нанта пройдет еще столько времени! – промолвила г-жа Фуке.

– Да, я знаю, – ответил суперинтендант, – но тут ничего не поделаешь! Король зовет меня на открытие штатов. Мне отлично известно, что он это делает, имея в виду погубить меня; но отказаться ехать – значит выказать свое беспокойство.

– Отлично, я нашел средство все устроить! – засмеялся Пелисон. – Вы поедете в Нант.

Фуке удивленно взглянул на него.

– Но с вашими друзьями, но в вашей карете до Орлеана и на вашем судне до Нанта; вы будете готовы защищать себя силой оружия, если на вас нападут, и бежать, если над вами нависнет угроза: одним словом, на всякий случай вы возьмете с собой все ваши деньги, и ваше бегство будет вместе с тем исполнением королевской воли; потом, добравшись до моря, вы переправитесь, когда захотите, к себе на Бель-Иль, а с Бель-Иля вы умчитесь, куда вам будет угодно, как орел, взмывающий в просторы бескрайнего неба, когда его вынуждают покинуть гнездо.

Общее одобрение встретило слова Пелисона.

– Да, сделайте это, – обратилась г-жа Фуке к своему мужу.

– Сделайте так, – попросила г-жа де Бельер.

– Правильно, правильно! – вскричали все остальные.

– Так и будет, – ответил Фуке.

– Сегодня же!

– Через час!

– Сию же минуту!

– С семьюстами тысячами ливров вы можете восстановить свое состояние, – сказал аббат Фуке. – Кто помешает вам вооружить на Бель-Иле корсаров?

– И если понадобится, мы поплывем открывать новые земли, – добавил Лафонтен, опьяненный энтузиазмом и фантастическими проектами.

Стук в дверь перебил это соревнование радости и надежд.

– Курьер короля! – крикнул церемониймейстер.

Воцарилось глубокое молчание, будто весть, которую привез этот курьер, была ответом на только что родившиеся проекты. Все взоры обратились на хозяина, у которого лоб покрылся испариной и который действительно был в этот момент в лихорадке.

Чтобы принять курьера его величества, Фуке прошел к себе в кабинет. В комнатах и во всех службах была такая нерушимая тишина, что явственно прозвучал голос Фуке:

– Хорошо, сударь, будет исполнено.

Через минуту Фуке вызвал к себе Гурвиля, который пересек галерею, сопровождаемый напряженными взглядами всех.

Наконец Фуке снова вышел к гостям; лицо его, до этого бледное и удрученное, неузнаваемо изменилось: из бледного оно теперь стало серым, из удрученного – искаженным. Живой призрак, он двигался с вытянутыми вперед руками, иссохшим ртом, как тень, явившаяся навестить тех, кто некогда были его друзьями. Увидев его, все вскочили, вскрикнули, подбежали к нему.

Суперинтендант, смотря в глаза Пелисону, оперся на плечо г-жи Фуке и пожал ледяную руку маркизы де Бельер.

– Что случилось, боже? – спросили его.

Фуке раскрыл судорожно сжатые влажные пальцы, из них выпала бумага, которую подхватил испуганный Пелисон.

И он прочел следующие строки, написанные рукой короля:

«Дорогой и любезный г-н Фуке, выдайте в счет наших денег, находящихся в вашем распоряжении, семьсот тысяч ливров, которые нам нужны сегодня же в связи с нашим отъездом.

Зная, что ваше здоровье расстроено, мы молим бога о том, чтобы он восстановил ваши силы и имел бы о вас свое святое и бесценное попечение.

Людовик.

Это письмо служит распиской».

Шепот ужаса пробежал по зале.

– Ну! – не выдержал Пелисон. – Теперь это письмо у вас!

– Да, эта расписка теперь у меня.

– Что же вы будете делать?

– Ничего, раз у меня расписка.

– Но…

– Раз я принял ее, Пелисон, это значит, что я заплатил, – произнес суперинтендант с простотой, заставившей всех присутствующих ощутить, что у них сжалось сердце.

– Вы заплатили? – бросилась к нему в отчаянии г-жа Фуке. – Выходит, что вы погибли!

– Без лишних слов! – перебил Пелисон. – После денег потребуют жизнь! На коня, монсеньор, на коня!