Книга Записки из мертвого дома - Федор Достоевский

Собственно писаной афишки не было. На второе, на третьепредставление явилась, впрочем, одна, написанная Баклушиным для гг. офицеров ивообще благородных посетителей, удостоивших наш театр, еще в первоепредставление, своим посещением. Именно: из господ приходил обыкновеннокараульный офицер, и однажды зашел сам дежурный по караулам. Зашел тоже разинженерный офицер; вот на случай этих-то посетителей и создалась афишка.Предполагалось, что слава острожного театра прогремит далеко в крепости и дажев городе, тем более что в городе не было театра. Слышно было, что составился наодно из представлений из любителей, да и только. Арестанты, как дети,радовались малейшему успеху, тщеславились даже. «Ведь кто знает, – думали иговорили у нас про себя и между собою, – пожалуй, и самое высшее начальствоузнает; придут и посмотрят; увидят тогда, какие есть арестанты. Это не простосолдатское представление, с какими-то чучелами, с плывучими лодками, с ходячимимедведями и козами. Тут актеры, настоящие актеры, господские комедии играют;такого театра и в городе нет. У генерала Абросимова было раз, говорят,представление и еще будет; ну, так, может, только костюмами и возьмут, а насчетразговору, так еще кто знает перед нашими-то! До губернатора дойдет, пожалуй, и– чем черт не шутит? – может, и сам захочет прийти посмотреть. В городе-то неттеатра…» Одним словом, фантазия арестантов, особенно после первого успеха,дошла на праздниках до последней степени, чуть ли не до наград или доуменьшения срока работ, хотя в то же время и сами они почти тотчас жепредобродушно принимались смеяться над собою. Одним словом, это были дети,вполне дети, несмотря на то, что иным их этих детей было по сороку лет. Но,несмотря на то, что не было афиш, я уже знал в главных чертах составпредполагаемого представления. Первая пьеса была: «Филатка и Мирошкасоперники». Баклушин еще за неделю до представления хвалился передо мной, чтороль самого Филатки, которую он брал на себя, будет так представлена, что и всанкт-петербургском театре не видывали. Он расхаживал по казармам, хвасталсянемилосердно и бесстыдно, а вместе с тем и совершенно добродушно, а иногдавдруг, бывало, отпустит что-нибудь «по-тиатральному», то есть из своей роли, –и все хохочут, смешно или не смешно то, что он отпустил. Впрочем, надопризнаться, и тут арестанты умели себя выдержать и достоинство соблюсти:восторгались выходками Баклушина и рассказами о будущем театре или только самыймолодой и желторотый народ, без выдержки, или только самые значительные изарестантов, которых авторитет был незыблемо установлен, так что им уж нечегобыло бояться прямо выражать свои ощущения, какие бы они ни были, хотя бы самогонаивного (то есть, по острожным понятиям, самого неприличного) свойства. Прочиеже выслушивали слухи и толки молча, правда, не осуждали, не противоречили, новсеми силами старались отнестись к слухам о театре равнодушно и даже отчасти исвысока. Только уж в последнее время, в самый почти день представления, всеначали интересоваться: что-то будет? как-то наши? что плац-майор? удастся литак же, как в запрошлом году? и проч. Баклушин уверял меня, что все актерыподобраны великолепно, каждый «к своему месту». Что даже и занавес будет. ЧтоФилаткину невесту будет играть Сироткин, – и вот сами увидите, каков он вженском-то платье! – говорил он, прищуриваясь и прищелкивая языком. Ублагодетельной помещицы будет платье с фальбалой, и пелеринка, и зонтик вруках, а благодетельный помещик выйдет в офицерском сюртуке с эксельбантами и стросточкой. Затем следовала вторая пьеса, драматическая: «Кедрил-обжора».Название меня очень заинтересовало; но как я ни расспрашивал об этой пьесе –ничего не мог узнать предварительно. Узнал только, что взята она не из книги, апо «списку»; что пьесу достали у какого-то отставного унтер-офицера, вфорштадте, который, верно, сам когда-нибудь участвовал в представлении ее накакой-нибудь солдатской сцене. У нас в отдаленных городах и губернияхдействительно есть такие театральные пьесы, которые, казалось бы, никому неизвестны, может быть, нигде никогда не напечатаны, но которые сами собойоткуда-то явились и составляют необходимую принадлежность всякого народноготеатра в известной полосе России. Кстати: я сказал «народного театра». Очень быи очень хорошо было, если б кто из наших изыскателей занялся новыми и болеетщательными, чем доселе, исследованиями о народном театре, который есть,существует и даже, может быть, не совсем ничтожный. Я верить не хочу, чтобы все,что я потом видел у нас, в нашем острожном театре, было выдумано нашими жеарестантами. Тут необходима преемственность предания, раз установленные приемыи понятия, переходящие из рода в род и по старой памяти. Искать их надо усолдат, у фабричных, в фабричных городах и даже по некоторым незнакомым беднымгородкам у мещан. Сохранились тоже они по деревням и по губернским городаммежду дворнями больших помещичьих домов. Я даже думаю, что многие старинныепьесы расплодились в списках по России не иначе, как через помещицкую дворню. Упрежних старинных помещиков и московских бар бывали собственные театры,составленные из крепостных артистов. И вот в этих-то театрах и получилосьначало нашего народного драматического искусства, которого признаки несомненны.Что же касается до «Кедрила-обжора», то, как ни желалось мне, я ничего не могузнать о нем предварительно, кроме того, что на сцене появляются злые духи иуносят Кедрила в ад. Но что такое значит Кедрил и, наконец, почему Кедрил, а неКирилл? русское ли это или иностранное происшествие? – этого я никак не могдобиться. В заключение объявлялось, что будет представляться «пантомина подмузыку». Конечно, все это было очень любопытно. Актеров было человек пятнадцать– все бойкий и бравый народ. Они гомозились про себя, делали репетиции, иногдаза казармами, таились, прятались. Одним словом, хотели удивить всех нас чем-тонеобыкновенным и неожиданным.

В будни острог запирался рано, как только наступала ночь. Врождественский праздник сделано было исключение: не запирали до самой вечернейзари. Эта льгота давалась собственно для театра. В продолжение праздникаобыкновенно каждый день, перед вечером, посылали из острога с покорнейшейпросьбой к караульному офицеру: «Позволить театр и не запирать подольшеострога», прибавляя, что и вчера был театр и долго не запирался, а беспорядковникаких не было. Караульный офицер рассуждал так: «Беспорядков действительновчера не было; а уж как сами слово дают, что не будет и сегодня, значит, самиза собой будут смотреть, а это всего крепче. К тому же не позвольпредставления, так, пожалуй (кто их знает? народ каторжный!), нарочночто-нибудь напакостят со зла и караульных подведут». Наконец, и то: в караулестоять скучно, а тут театр, да не просто солдатский, а арестантский, а арестантынарод любопытный: весело посмотреть. А посмотреть караульный офицер всегдавправе.

Приедет дежурный: «Где караульный офицер?» – «Пошел в острогарестантов считать, казармы запирать», – ответ прямой, и оправдание прямое.Таким образом, караульные офицеры каждый вечер в продолжение всего праздникапозволяли театр и не запирали казарм вплоть до вечерней зари. Арестанты ипрежде знали, что от караула не будет препятствия, и были покойны.

Часу в седьмом пришел за мной Петров, и мы вместеотправились на представление. Из нашей казармы отправились почти все, кромечерниговского старовера и поляков. Поляки только в самое последнеепредставление, четвертого января, решились побывать в театре, и то после многихуверений, что там и хорошо, и весело, и безопасно. Брезгливость поляков нималоне раздражала каторжных, а встречены они были четвертого января очень вежливо.Их даже пропустили на лучшие места. Что же касается до черкесов и в особенностиИсая Фомича, то для них наш театр был истинным наслаждением. Исай Фомич каждыйраз давал по три копейки, а в последний раз положил на тарелку десять копеек, иблаженство изображалось на лице его. Актеры положили сбирать с присутствующих,кто сколько даст, на расходы театру и на свое собственное подкрепление. Петровуверял, что меня пустят на одно из первых мест, как бы ни был набит биткомтеатр, на том основании, что я, как богаче других, вероятно, и больше дам, а ктому же и толку больше ихнего знаю. Так и случилось. Но опишу первоначальнозалу и устройство театра.