Книга Железнодорожница - Вера Лондоковская

радиоприемника:

«А пока-пока по камушкам,

А пока-пока по камушкам,

По круглым камушкам река бежит!

В даль далекую, вдаль…»

— Эх, — услышала я мечтательный женский голос, — как же мне нравится Сенчина!

— Во дает! — отвечал ей грубоватый голос. — Всем Пугачиха нравится, а этой — Сенчина!

— Ну, кому «всем», кому «всем»? — возражал голос мечтательный. — Пугачиха твоя — вылитая продавщица из овощного. Мужик в юбке, вернее, в балахоне. А Сенчина — она такая женственная, такая нежная, не могу!

— А о чем твоя Сенчина поет? Ни о чем — о речках да о камушках! А вот Пугачиха как споет — так будто про меня песня! Ее тоже муж бросил с ребенком! Ушел, подлец! И она сама, в одиночку, пробивается, как мы все — лбом стены прошибает! Сильная, сильная женщина!

Я остановилась у двери, опасаясь войти и нарушить высококультурный спор. Еще нарвусь, чего доброго, на грубый прием.

Тем временем к спорящим присоединился третий женский голос:

— Ой, девочки! Я вам сейчас такое про Пугачиху расскажу, закачаетесь! У меня знакомая в Москву ездила. Так там столько интересного узнала про артистов! Оказывается, почему Пугачиха так прорвалась? Почему стала хозяйкой сцены? Попробуйте угадать! Ни за что не догадаетесь!

— Да говори уже! — торопили ее женщины на два голоса.

— Она дружит с Галей Брежневой, дочкой того самого, угу!

— Да ты что?

— Да-да, они вместе катаются по Москве на правительственной «Чайке» на бешеной скорости, а гаишники им только честь отдают!

— Ну и что? — процедила та, что с грубоватым голосом. — Хочешь жить — умей вертеться! Значит, она пошла по пути наименьшего сопротивления, и правильно сделала! А как еще матери-одиночке пробиться?

Я к тому времени устала стоять, как истукан, в коридоре, и решила постучаться и войти.

— Вам кого? — отнюдь не любезно спросила полная женщина в балахонистом платье с лохматой прической.

Я невольно широко улыбнулась, догадавшись, что это и есть поклонница Пугачихи.

— Кого — не знаю, — ответила я, с трудом сдерживая смех, — мне надо обратиться по вопросу перевода.

— Какого перевода?

— Со станции Спутник на другую станцию.

— Какую другую станцию? — все суровее и высокомернее спрашивала тетка. — У вас что, место есть на другой станции? У вас есть место? Или вы нас запутать хотите?

Я окончательно смутилась и тяжело вздохнула. Эх, не получилось у меня к ним подъехать!

И так обидно было осознавать, что к простому рабочему человеку так пренебрежительно относятся в Управлении! Неужели не понимают, что если я не буду продавать билеты, то у них не будет теплого местечка в этом кабинетике?

Но тут ко мне обратилась другая женщина — та, что с мечтательным голосом:

— Вы где работаете?

— Я работаю на Спутнике билетным кассиром, — терпеливо объяснила я, — хочу перевестись на другую станцию.

— Почему?

— Ну, мне не нравятся условия на Спутнике.

— Ох, и деловая какая, — влезла в разговор грубая тетка, — условия ей не нравятся!

И это опять же обидно. По всем правилам работодатель обязан обеспечить работникам безопасность и комфорт на рабочем месте. А на Спутнике даже умывальника нормального нет! И в туалет женщины в тазик ходят.

— Подожди-подожди, — перебила коллегу мечтательная и опять взглянула на меня: — А на других станциях места есть?

— Да я откуда знаю? — растерялась я. — Для того и приехала к вам, чтобы узнать.

— Но у нас нет такой информации! И мест, какие вас бы устроили, скорее всего, нет. Попробуйте подойти к начальнику отдела кадров. Следующая дверь.

— Спасибо.

Выходя из кабинета, я все же не удержалась и повернулась к тетке в балахонистом платье:

— Если что, Пугачиха ваша никакая не одинокая, она живет в благополучном браке. И вряд ли она была одинокой больше двух дней.

— Да вы, — тетка вытаращила глаза, — вы фильм видели?

— Какой фильм? О женщине, которая поет? Видела, и что? — мы действительно смотрели эту картину с Пал Санычем, и не один раз. — Брошенная женщина — это имидж у нее такой!

— Что? — не поняла тетка.

— Ну, образ, для поклонников. А вы слушаете и воображаете, что она такая же, как вы. Ну-ну!

Я подошла к следующей двери. А если начальник — такая же тетка, злобная на весь мир? Ну что ж, уеду ни с чем тогда.

Но когда я открыла дверь, то увидела сидящего за столом мужчину лет пятидесяти. Неужели повезло? Такие мужчины, как правило, добрые и мягкие. Ну уж во всяком случае адекватные. Я взглянула на табличку с его именем-отчеством.

— Здравствуйте, Виктор Николаевич, — сказала я как можно приветливее. — Разрешите обратиться?

— Здравствуйте, — мужчина указал на стул.

Я присела и заговорила:

— Вы меня извините за беспокойство, но я хотела узнать, нет ли мест для перевода на других станциях. Я работаю билетным кассиром на Спутнике, и мне там очень некомфортно. Отдельно стоящая деревянная избушка, никаких условий, даже телефона нет.

Он протянул руку к моему удостоверению и пробежал глазами записи.

— Подождите, но на Спутнике вы числитесь старшим билетным кассиром. А на других станциях если места и найдутся, то только рядовыми кассирами. На Угольной, к примеру, кассир ушла в декрет. Вы пойдете на место простого кассира, и то на время декрета?

До сих пор не понимаю, что значит старший кассир и рядовой кассир. Никакой особой власти я на себе не почувствовала за время работы на Спутнике. Как я поняла, старший отличается лишь тем, что составляет месячный отчет да имеет прибавку к зарплате рублей десять.

Но мне эти десять рублей сейчас не актуальны. Надрываться ради них — нет уж. Для зарабатывания денег в семье есть Вадим.

— Пойду, — твердо сказала я, с содроганием вспомнив мрачную темную избушку на курьих ножках. — Надеюсь, Угольная — серьезная станция, не деревянная?

— Да там как целый вокзал, — улыбнулся Виктор Николаевич, — на той станции даже поезда дальнего следования останавливаются. Но она находится дальше Спутника. Если из города ехать, так минут на пятнадцать раньше вам придется из дома выходить.

— Мне это подходит, — твердо сказала я.

— Хорошо, тогда я сейчас девочкам скажу, напишите у них заявление о переводе, и… — он