Книга Дом на солнечной улице - Можган Газирад

и постучала им по столу. – С тобой мы закончили. Почему бы тебе не пригласить свою мать?

– Да, госпожа. – Я сбежала из душной комнаты.

Мама́н посмотрела на меня обеспокоенными глазами.

– Почему ты такая раскрасневшаяся?

Я пожала плечами.

– Мама́н, она хочет поговорить с тобой.

Мама́н вздохнула и зашла в класс. Из другого коридора ко мне прибежала Нуша и схватила за руку.

– Ну, как все прошло? – спросила она. – Она спрашивала тебя о формах, которые ты рисовала?

Я кивнула. В тот момент мне не хотелось ни с кем разговаривать. Я была уверена, что завалила собеседование. Я много историй слышала о студентах, которым отказали в поступлении в университет из-за провала таких собеседований-допросов. Мне и в голову не приходило, что во мне будут сомневаться за чтение книги. Но я поняла свою грубую ошибку. Как может одиннадцатилетка читать запретную книгу вроде «Тысяча и одной ночи» и все равно быть принятой в школу для одаренных детей, открытую заново после революции с исламской программой?

– А что ты сказала про книги? – спросила Нуша.

– А что сказала ты? – спросила я.

– Сказала, что читала «Сувашун. Персидский реквием».

– О чем она?

– О семье в Ширазе во время Второй мировой войны.

– Она интересная?

– Хочешь прочитать? – сказала она. – Если поступим в эту школу, обещаю принести ее тебе. А ты? Что ты читала?

– А где твоя подруга? Она тоже закончила?

Мама́н вышла из класса, улыбаясь. Я была рада, что она пришла меня спасти, но была озадачена ее улыбкой.

– Как все прошло? – спросила я.

– Все прошло хорошо, – сказала она и подмигнула мне. – Она все время смотрела на ваши ногти?

– Да! – одновременно воскликнули мы с Нушей.

– Я думала, что у меня на ногтях чернила, потому что она не отрывала от них глаз, – сказала Нуша.

– Возмутительно! – сказала мама́н. – Они хотят знать даже, не красим ли мы ногти.

Мы попрощались с Нушей и вышли из здания. На обратном пути пробка рассосалась. Стоял июньский день, и на улицах больше не было толп. Все искали укрытия от жары в прохладных магазинах. В такси мама́н обняла меня и сказала:

– Не переживай, Можи. Я уверена, что все у тебя будет хорошо. В этой школе или любой другой.

Несмотря на сомнения и переживания папы, я начала учебу в школе для девочек Фарзан в сентябре 1983-го. Он опасался, что в школе меня будут учить по новой исламской революционной программе – промоют мозги и отдалят от нашей персидской культуры, – но поскольку Фарзан была самой продвинутой и оборудованной школой в Тегеране, он записал меня в нее, когда я прошла испытания. Мы были первыми шестиклассницами, принятыми после Исламской революции.

Едва я зашла в актовый зал школы, Нуша помахала мне рукой, показывая, что заняла стул рядом с собой. Надия сидела рядом в конце третьего ряда. Зал быстро заполнялся ученицами. Я прошла по среднему ряду, перешагивая через ноги и рюкзаки уже сидящих девочек. Я поздоровалась с Надией и Нушей, радуясь, что сижу так близко к сцене. Как и все остальные ученицы, они были в черных платках и серых туниках. Занавес на сцене был того же фисташково-зеленого цвета, что и бархатистая обивка стульев. Чуть заметный ветерок колыхал занавес с ярким кружком света от прожектора.

Кто-то сказал: «Такбир», и мы в ответ прокричали «Аллаху Акбар». Зал окутала кромешная тишина, когда директриса прошествовала из дверей по центральному проходу. Она поднялась на сцену и прошла к яркому кругу света в центре. Ее фотохромные очки стали зелеными, едва она вступила в этот круг. Ее щеки так сильно выделялись розовым на лице, что я подумала, не нарумянила ли она их. Потом я узнала, что у нее было акне того рода, от которого щеки всегда были румяными и бугристыми. В отличие от всех директрис младших школ, которые носили черное, госпожа Зади была одета в кокосового цвета тунику и черный шелковый химар, который покрывал волосы, шею и плечи.

После долгих колебаний, во время которых она изучала нас со сцены, она наконец взяла микрофон с черной стойки и сказала:

– Добро пожаловать в Фарзан, дорогие ученицы! Мы поздравляем вас с поступлением в эту благородную школу. Скоро вы осознаете, насколько хорошее образование получаете здесь по сравнению с вашими старыми школами. Вы будете гордиться и чувствовать величие своего достижения – быть выбранной из двух тысяч учениц, чтобы иметь честь сидеть на этих стульях. До вас, дорогие ученицы, многие умные дети учились здесь, в этих самых классах, сидели на тех же самых стульях, что и вы. Но не забывайте… – Она замолкла и подтянула свой химар вперед. – Не забывайте, что каждый острый ум нуждается в большой ответственности. Мы страдали от беспечной интеллигенции, которая позабыла о долге перед обществом. Вы здесь благодаря своему интеллекту, своей одаренности. Но не забывайте, что, войдя в двери этой школы, вы принесли клятву верности нашей Исламской республике. Вы стоите на пороге эпохи в истории Ирана. Вы, дорогие ученицы, несете на своих плечах величайшую ответственность – усердно учиться и нести ответственность перед своей страной. И пусть все вы расцветете и добьетесь успеха.

Я озадаченно обернулась к Нуше и Надии, не до конца понимая, что она имеет в виду. В их глазах я увидела такое же замешательство. Мы все почувствовали облегчение, когда она закончила и сошла со сцены. Ее блестящие черные туфли цокали по деревянному полу сцены, когда она оставила нас в недоумении после своей речи.

Нас с Нушей определили в один класс, а Надию в соседний. Едва зайдя в наш класс, мы заметили разительное отличие в числе учениц по сравнению с начальной школой. Там в классах были толпы, и мы привыкли сидеть втроем на одной лавке. Но в школе Фарзан мы наслаждались роскошью индивидуальных стульев и широкого зеленого стола, который делили только с еще одной девочкой. Мы с Нушей сели за стол в первом ряду. Наш класс был в дальнем конце западного коридора, где из последнего окна была видна задняя стена школы.

Нежный ветерок покачивал фисташково-зеленые шторы на окнах. Королева, трехцветная кошка, запрыгнула в класс со стены. Мы громко засмеялись, когда она прошествовала между столов и замяукала, требуя еды. Девочки постарше потом объяснили нам, что таков был ее ритуал – каждое утро проскальзывать сквозь открытое окно и наводить в классе хаос. Старшие девочки заканчивали последний год старшей школы – они были последними ученицами дореволюционной эры.