Книга Соломон Кейн. Клинок судьбы - Роберт Говард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смерть — это синее пламя, пляшущее над мертвецами.
Соломон Кейн
НЕЗНАКОМЕЦ ПРИХОДИТ ПОД ЗВОН МЕЧЕЙ
Клинки скрестились с яростным стальным лязгом. Поверх лезвий впивались одна в другую две пары глаз: непроницаемые черные и горящие синие. Дыхание с шипением вырывалось сквозь стиснутые зубы. Быстрые ноги топтали траву: вперед, назад, снова вперед, атака, отход…
Черноглазый сделал обманное движение и нанес удар, быстрый, как прыжок охотящейся змеи. Синеглазый юноша отбил его быстрым поворотом запястья, обладавшего крепостью стали. Его ответный удар напоминал летнюю молнию…
— Остановитесь, джентльмены!..
Оба клинка поднялись вверх, и между поединщиками встал дородный мужчина. В одной руке он держал шляпу, в другой — украшенную каменьями рапиру.
— Довольно! — воскликнул он. — Ваш маленький вопрос разрешен, честь восстановлена! Прекратите, говорю, сэр Джордж ранен!
Черноглазый недовольным движением убрал за спину левую руку, с пальцев которой капала кровь.
— С дороги! — воскликнул он яростно. И, выругавшись, добавил: — Тоже мне, рана! Пустая царапина! Я отказываюсь считать, что вопрос разрешен! Это бой насмерть!..
— Верно, сэр Руперт, лучше оставьте нас. — Победитель говорил спокойно и тихо, но синие глаза блестели как сталь. — Наш «вопрос» может разрешить только смерть!
— А ну уберите-ка свои железяки, вы, два молодых петуха! — рявкнул сэр Руперт. — Своей властью мирового судьи запрещаю вам продолжать поединок! Сюда, господин лекарь! Займитесь раной сэра Джорджа. А ты, Джек Холлинстер, живо меч в ножны! Я — Руперт Д'Арси, и я не потерплю смертоубийств на вверенной мне территории!
Молодой Холлинстер не стал препираться с темпераментным мировым судьей. Он ничего не ответил, но шпагу в ножны не убрал. Опустив острие к земле, он хмуро поглядывал на окружающих из-под насупленных черных бровей. Что до сэра Джорджа, он тоже помедлил, но тут один из секундантов принялся настойчиво нашептывать ему на ухо, и наконец он покорился. С мрачным видом вручив шпагу секунданту, он отдался заботам лекаря.
Дуэль происходила в весьма унылом, безрадостном месте. Ровная низменность, поросшая худосочной жилистой травкой, переходила в широкий белый пляж, усеянный обломками плавника. За полосой песка беспокойно колыхалось серое море. Море было совершенно безжизненно, если не считать одинокого паруса, маячившего в отдалении. С другой стороны простирались безлесные пустоши, за которыми виднелись грязноватые домики маленькой деревушки.
Яркие одежды людей, а тем паче страсти, кипевшие на берегу, являли собой разительный контраст с унылым однообразием тоскливого пейзажа. Бледное осеннее солнце вспыхивало на клинках шпаг, отражалось от самоцветов на рукоятях, сверкало в серебряных пряжках камзолов и на золотом шитье щегольски заломленной шляпы сэра Руперта.
Секунданты сэра Джорджа помогали ему облачиться в камзол, между тем как секундант Холлинстера, коренастый молодой человек в домотканой одежде, убеждал его сделать то же. Но Джек, еще клокотавший гневом, только отмахивался. А потом ринулся вперед, держа в руке шпагу, и его дрожащий от гнева голос далеко разнесся по берегу:
— Берегитесь же, сэр Джордж Банвэй! Царапина на руке — отнюдь не достаточная плата за оскорбление, о котором вам отлично известно! Мы встретимся снова, и тогда-то уже никакой мировой судья не вмешается и не спасет вашу прогнившую шкуру!..
Сэр Джордж, успевший отойти, крутанулся ему навстречу с чернейшим проклятием на устах. Сэр Руперт кинулся наперерез, взревев:
— Да как вы смеете!..
Холлинстер оскалил зубы, повернулся спиной и зашагал прочь, резким движением вогнав шпагу в ножны. Сэр Джордж, казалось, был недалек от того, чтобы устремиться за ним; мрачная гримаса исказила его лицо, но его друг снова удержал его и опять принялся шептать на ухо, указывая в сторону моря. Банвэй нашел глазами одинокий парус, словно бы висевший между морем и небом… и угрюмо кивнул.
Холлинстер молча, с непокрытой головой шагал по берегу. И шляпу, и камзол он нес на руке. Стылый ветер холодил его мокрые от пота волосы, но раскаленный, взбудораженный мозг ничто не могло успокоить.
Рэндел, его секундант, молча следовал за другом. Чем дальше они уходили от места дуэли, тем более диким и неприютным делался пейзаж. Громадные серые скалы, поросшие мхом, нависали над берегом и, выстроившись изломанной линией, далеко выступали навстречу волнам. Поодаль от берега, разбиваясь о подводные камни, непрерывно стонал прибой.
Тут Джек Холлинстер остановился, повернулся лицом к морю и принялся ругаться — длинно, хрипло и очень прочувствованно. Потрясенному его красноречием слушателю не составило труда понять, в чем заключался разлад Холлинстера с миром. Еще бы — ему так и не удалось погрузить свой меч по рукоять в черное сердце сэра Джорджа Банвэя, этого гнусного свинтуса, вонючего шакала и законченного негодяя!
— Навряд ли, — выдохнул он наконец, — подлый мерзавец отважится еще раз сойтись со мною в честном бою, — он ведь уже раз попробовал моей стали. Но, клянусь Господом нашим…
— Успокоился бы ты, Джек… — Честный Рэндел переминался с ноги на ногу, чувствуя себя весьма неуютно. Он был ближайшим другом Холлинстера, но и он не всегда понимал приступы черного бешенства, которым был порою подвержен молодой человек. — Ты и так уже задал ему отличную взбучку и примерно наказал паршивца. И потом, стоит ли убивать человека всего лишь за…
— Как! — яростно вскричал Джек. — Стоило ли убивать человека за то оскорбление? Да какое там человека — мерзкую тварь! О, да я выдеру у него сердце и полюбуюсь им еще до того, как луна сменится в небесах! Да понимаешь ли ты, что он прилюдно опорочил Мэри Гарвин? Девушку, которую я люблю?.. Что он мусолил ее имя над пивной кружкой в таверне?.. Что он… он… И я за это не должен…
— Да понимаю я, все понимаю, — вздохнул Рэндел. — Еще бы мне не понимать после того, как я уже двадцать раз подряд выслушал все подробности этого дела! Но я знаю и то, что ты выплеснул ему в физиономию бокал вина, влепил пощечину, перевернул на него стол и еще наподдал ногой раза два или три. Чего больше, спрашивается? И потом, вспомни о связях сэра Джорджа! Кто ты такой? Подумаешь, сын отставного морского капитана… хотя бы ты и прославился храбростью, воюя за границей! Удивительно еще, что сэр Джордж вообще согласился драться с тобой. С него, при его-то положении в обществе, сталось бы попросту кликнуть слуг и велеть им вытолкать тебя взашей!
— Ну так вот, если бы он это сделал, — проворчал Холлинстер и зло лязгнул зубами, — я бы достал пистолет и всадил добрую пулю аккурат промеж этих его подлых черных зенок. Вот что, Дик, оставь-ка ты меня сходить с ума так, как мне хочется. Вечно ты проповедуешь правильный путь, всякую там кротость и воздержание. Только я, знаешь ли, больше привык жить в таких местах, где шпага при бедре — весь суд и закон. Да и кровь у всех в нашем роду буйная и горячая. Так вот, эта самая кровь, сколько ее во мне есть, сейчас так и кипит из-за этого так называемого джентльмена. Он отлично знал, как я люблю мою Мэри, и тем не менее сидел там и бесчестил ее в моем присутствии! Говорил всякие пакости прямо мне в лицо! С этой своей гадкой ухмылочкой!.. Спрашивается, почему он позволял себе подобное? Потому что у него денег куры не клюют. И, как ты говоришь, всего полно: земли, титулы, семейные связи и благородное происхождение. А я — бедняк и сын бедняка, и все мое состояние — вот тут, в ножнах у пояса. Будь я или хотя бы Мэри так же родовиты, как он, он бы никогда не осмелился…
