Книга Великий переход. Американо-советские отношения и конец Холодной войны - Raymond L. Garthoff

убедительного другого объяснения глубокого отклонения от курса, хотя есть теории навигационной ошибки, одна из которых, вероятно, верна. Более того, Советы увидели убедительные косвенные доказательства в пользу своего утверждения. Это не означает, что такое дело было убедительным и что самолет выполнял разведывательную миссию. Но дело было достаточно убедительным, особенно для тех, кто был склонен принять этот вывод, и советские лидеры поверили в него. Это важно для оценки их реакции на американские обвинения в бессмысленном убийстве.

Сейчас обнародована стенограмма заседания Политбюро от 2 сентября под председательством Черненко в отсутствие Андропова. Это потрясающий документ, который ясно показывает, что члены Политбюро (в том числе Горбачев и Рыжков) были единодушны в том, что советские действия по сбитию самолета были полностью оправданы, и многие из них выразили свое мнение.

 

Подводя итог согласованному заключению, Черненко подхватил ранее высказанное Устиновым и Громыко мнение о том, что Соединенные Штаты используют этот инцидент, чтобы вызвать сомнения и отвлечь мировое мнение от конструктивных советских инициатив и мирной политики. По его словам, "мы должны твердо исходить из того, что это нарушение [советского воздушного пространства] является преднамеренной провокацией".

империалистических сил, направленных на отвлечение внимания мировой общественности от основных мирных инициатив, выдвинутых Советским Союзом".

Советские официальные заявления, комментарии для прессы и, в частности, дискуссии высокопоставленных военных появлялись в изобилии, но в течение четырех недель не последовало ни одного заявления от Ан Дропова или любого другого политического лидера. Вместо этого, поскольку считалось, что тема касается сбора данных американской военной разведки и советской оборонительной военной реакции, ответственность за основное изложение советской позиции была возложена на маршала Огаркова, что он и сделал очень компетентно в ходе брифинга и пресс-конференции для иностранных корреспондентов 9 сентября.

Хотя инцидент с КАЛ вызвал антисоветские настроения в Соединенных Штатах, он, по меньшей мере, в равной степени способствовал развязыванию антиамериканских настроений в советской прессе. Многие рассказы связывают этот инцидент с "крестовым походом" Рейгана и отмечают, что он использовал его для получения поддержки своей военной программы в Конгрессе.

Георгий Арбатов отверг аргумент о том, что инцидент с КАЛом испортил "начавшуюся оттепель в советско-американских отношениях". Что касается курса на постепенное улучшение отношений мелкими шагами, которого на самом деле придерживался госсекретарь Шульц, Арбатов отверг его, заявив, что "у администрации не было ничего на уме, кроме ряда уловок, которые, возможно, были ей необходимы в связи с предстоящей избирательной кампанией 1984 года". Арбатов рассматривал политику Рейгана как "милитаристский курс", который, по его словам, был "направлен на господство США в мире". Согласный с ним сотрудник ЦК добавил: "Когда Рейган объявляет социализм, и в первую очередь Советский Союз, средоточием зла, он не просто выплескивает свою ненависть к нам, советскому народу и социализму; он также провозглашает официальный курс своей администрации: линию, направленную на многогранное и масштабное противостояние систем". Арбатов считает, что администрация Рейгана предпринимает "попытку использовать один трагический инцидент для того, чтобы сделать ряд шагов на пути к гораздо большей трагедии", имея в виду риск ядерной войны.

Инцидент с КАЛ наглядно продемонстрировал, насколько глубоко упали отношения между двумя странами. Каждая из сторон была слишком готова предполагать худшее в отношении другой и поспешить не только с осуждением, но и с преждевременным обвинением. Соединенные Штаты (о чем свидетельствуют двухпартийные высказывания в Конгрессе, а также заявления администрации), казалось, почти приветствовали эту трагедию как возможность обвинить Советский Союз в поспешных обвинениях в диком варварстве. Советские лидеры, как в ответ, так и чтобы отбиться от обвинений, обвинили Соединенные Штаты не только в безрассудном безрассудстве в том, что, как они продолжали утверждать, было незаконным разведывательным вторжением, но и в политической провокации и враждебном использовании трагедии. В то время как американцы сосредоточили свое возмущение на последствиях советских военных действий, Советы сосредоточились на фактах глубокого проникновения в их суверенное воздушное пространство (предположительно) с целью шпионажа, а также на немедленном захвате инициативы США в использовании инцидента для резких атак на советскую систему. Таким образом, каждая сторона превратила свои готовые подозрения и худшие предположения о другой стороне в обвинения, которые нельзя было ни доказать, ни опровергнуть, но в которые, как правило, верила своя сторона и горько возмущалась другая. В итоге это привело к серьезному ухудшению американо-советских и советско-американских отношений.

Шульц и Громыко встретились 8 сентября в Мадриде на встрече на уровне министров в рамках закрытия обзорной конференции СБСЕ. Их встреча была задумана как начало нового продуктивного цикла двусторонних переговоров, который должен был завершиться встречей Громыко и Рейгана в Вашингтоне после обычной встречи Шульца и Громыко в Нью-Йорке в сентябре и привести к встрече на высшем уровне.      привести к встрече на высшем уровне. Вместо этого в Вашингтоне развернулась острая дискуссия о том, стоит ли Шульцу вообще встречаться с Громыко, а когда они встретились, между двумя мужчинами произошел обмен резкими упреками, каждый из которых считал себя и свою страну глубоко обиженным другим. Затем Соединенные Штаты отказались от встречи с Громыко. После этого в официальных контактах и отношениях наступило долгое затишье.

Президент Рейган, со своей стороны, казалось, наслаждался тем, что его снова освободили как крестоносца против империи зла. 10 сентября он с гордостью напомнил о широко критикуемом заявлении, которое он сделал на своей первой пресс-конференции в январе 1981 года, о том, что советские лидеры "оставляют за собой право совершать любые преступления, лгать, обманывать", и продолжил: "Я надеюсь, что недавнее заявление Советов, сделанное им в январе 1981 года, будет иметь для вас большое значение".

Внимание американцев вскоре было поглощено сначала трагической гибелью 241 американского морского пехотинца в Бейруте, а затем успехом американской оккупации Гренады. Через несколько дней после американского вторжения в Гренаду Рейган в своем выступлении в Фонде "Наследие" заявил, что сдерживания советской экспансии недостаточно: "Мы должны перейти в наступление с передовой стратегией свободы". Вспоминая свое обращение к британскому парламенту в 1982 году, он сказал: "Мы должны ... работать ради того дня, когда народы всех стран смогут наслаждаться благами свободы". Он опроверг манихейскую точку зрения: "Борьба, которая сейчас идет

в мире, по сути, является борьбой между ... тем, что правильно и тем, что неправильно". То, что позже стало называться доктриной Рейгана, было

в котором говорилось о возрождении политики "отката" от коммунистического правления. Взвешенная, хотя и жесткая, основа политики, направленная на диалог и переговоры, изложенная Шульцем в июне, казалось, исчезла.

Инцидент с КАЛом, и в особенности мощное наступление американской психологической войны, начатое на его основе, и