Книга Закат блистательного Петербурга. Быт и нравы Северной столицы Серебряного века - Сергей Евгеньевич Глезеров

корочки? Загремел бы, наверное, в участок, и дело с концом…

Осиновый кол в могилу реакционеров

День 16 декабря 1908 года многие политические обозреватели того времени называли «днем политической смерти крайних правых националистов». «Это день, когда они собственноручно обтесали осиновый кол и вколотили его в свою политическую могилу», – говорилось в «Петербургской газете». Дело в том, что крайне правые реакционеры потребовали, в духе Фамусова: «Собрать бы книги все, да сжечь».

Мракобесие думских реакционеров проявилось по поводу скандального постановления московского генерал-губернатора Гершельмана: «Всякий, имеющий книгу, объявленную под арестом, обязан представить все экземпляры оной в полицию. В противном случае всякий подвергается штрафу в 3 тыс. рублей или тюремному заключению на 3 месяца». Думские фракции октябристов и кадетов обратились с запросом в правительство, назвав решение московского губернатора незаконным. Крайне правые, в свою очередь, горячо поддержали губернатора Первопрестольной.

В результате на заседании Думы разгорелась настоящая баталия, более всего напоминавшая грибоедовскую пьесу «Горе от ума», только в современных лицах. Роль просвещенного Чацкого играли октябристы, кадеты и даже трудовики, а роли Фамусова, Скалозуба и Молчалина достались лидерам крайне правых. Даже вечный скандалист, один из лидеров крайне правых Пуришкевич, к всеобщему изумлению, отмолчался и не поддержал своих соратников.

– Это ужасное постановление! – гремел с думской трибуны октябрист Шубинский. – Оно сулит Москве повальные обыски. Это распоряжение – та же бомба, которая принесет много вреда правительству!

– Депутат Шубинский боится повальных обысков? Значит, у него в библиотеке не книги, а склад бомб!!! – заявил в ответ Марков 2-й.

Зал ответил на последнюю нелепицу гомерическим хохотом, и посрамленный лидер крайне правых в бешенстве сошел с трибуны.

– Подождите, когда вас будут жечь левые товарищи, вы еще запищите! – пророчески обратился он к октябристам. – Запищите!!!

Соратник Маркова 2-го депутат Тимошкин вышел на трибуну и стал говорить о «похабной литературе». Реакция на его выступление была такой же – его провожали свистом и криками: «Довольно! Надоело!»

Против московского губернатора выступил даже всегда очень осторожный лидер октябристов Гучков. «Вот и Гучков в крамольники попал!» – острили депутаты. «Неужели же нет никаких пределов фантазии генерал-губернаторов?» – вопрошал с трибуны кадет Маклаков.

В итоге запрос премьер-министру о превышении власти московским генерал-губернатором депутаты признали спешным и приняли почти единогласно. Против запроса проголосовали лишь четыре крайних правых депутата. Впрочем, их фамилии были всем известны…

Поединок «думцев»

В середине ноября 1909 года в окрестностях Петербурга произошла нашумевшая в столице «политическая дуэль». На поединок вышли два «думца» – председатель Государственной думы Александр Гучков и депутат граф Алексей Уваров. Стрелялись они исключительно из-за «политики».

Причиной дуэли стала публикация в газете «Россия», где граф Уваров достаточно вольно пересказал свою беседу с премьер-министром Столыпиным. 23 октября в присутствии свидетелей Гучков заявил Уварову, ссылаясь на поручение Столыпина, а также от себя лично, что публикация Уварова в газете «Россия» – «грубая и тенденциозная ложь», порочащая честь премьера. Затем, спустя два дня, Гучков повторил сказанное письменно – в письме Уварову. Причем Гучков обвинил Уварова не просто в искажении слов Столыпина, а в преднамеренной лжи.

«Уже не раз за то время, как я имею возможность наблюдать за вашей деятельностью в Государственной думе, – утверждал Гучков, – я бывал свидетелем вашего беззастенчивого обращения с истиной: фабриковать и пускать в обращение лживые известия, рассчитанные на сенсацию, на то, чтобы посеять взаимное недоверие, раздор, тревогу и вместе с тем поднять шум вокруг своего имени, сделалось почти вашей специальностью».

На это письмо ответа не последовало, и тогда Гучков отправил графу Уварову второе письмо, прямо намекая ему о «долге». Дело явно шло к дуэли. 8 ноября начались переговоры сторон, однако Гучков категорически отказался писать опровержение. Теперь поединок был уже делом решенным. Именно на таком исходе настаивал Гучков, известный «флибустьерскими» чертами характера и приверженностью к дуэлям.

Поскольку оскорбленной стороной посчитали Уварова, то ему предоставили право предъявлять свои условия дуэли. Он поставил условия: стреляться с 25 шагов, дуэль прекращается после обмена с каждой стороны по выстрелу.

Дуэль назначили на 17 ноября. Подготовку к дуэли не удалось сохранить в тайне, и секунданту Гучкова отставному гвардейскому полковнику Павлу Крупенскому с трудом удалось уйти от преследований журналистов-папарацци. Как говорили потом, слухи о дуэли пошли по Думе будто бы от Уварова, сболтнувшего где-то не только про дату, но и про конкретный час поединка.

Оторвавшись от преследователей, Крупенский в условленном месте на Шпалерной улице посадил в свой автомобиль Гучкова, и они отправились к месту поединка. Второй секундант Гучкова, барон Мейендорф, к месту дуэли ехал на трамвае, а потом добирался пешком. Граф Уваров также принял меры предосторожности. С утра он отправился на своем «моторе» на выставку в Академию художеств, а потом незаметно покинул ее и на поджидавшем таксомоторе поехал на поединок.

Местом дуэли стала большая равнина на берегу Финского залива, за Старой Деревней по дороге в Лахту. По уговору дуэлянты остались в сюртуках, вытащили из карманов все твердые вещи – кошельки, бумажники и даже записные книжки. Первым, на счет «раз», должен был стрелять Уваров, вторым, на счет «два», – Гучков. Однако Уваров почему-то не выстрелил на счет «раз». А на счет «два» грянул выстрел Гучкова, и только после этого стрелял Уваров, причем в воздух, так что его пуля пролетела высоко над головой думского председателя.

Гучков, искусный стрелок, не промахнулся: Уваров был ранен в правое плечо. К счастью – неопасно: пуля прошла навылет. Доктор хотел тут же сделать перевязку, но Уваров отказался, заявив, что пока не нуждается в медицинской помощи. Вскоре дуэлянты отправились в город. Секунданты отметили, что после обмена выстрелами противники не только не пожали друг другу руки, но даже не обменялись поклонами.

На следующий день о дуэли между Гучковым и Уваровым судачил весь светский Петербург. «Большинство „думцев“ находит, что граф Уваров, несколько повредивший себе своей излишней разговорчивостью в кулуарах, благородным поведением загладил все свои грехи и вернул расположение Думы, – констатировал обозреватель одной из газет. – Кадеты своими аплодисментами графу Уварову в Думе подчеркнули это отношение к нему и одобрение его поведению».

Вскоре промелькнула информация, что судебные власти решили привлечь к ответственности всех участников дуэли. Полиция искала место дуэли, но из-за сильного снегопада, скрывшего все следы, обнаружить ничего не удалось. Тем не менее, расследование отдали в руки не городской, а уездной полиции.

Дело об этой «политической дуэли» тянулось долго, но самые серьезные последствия она имела по прошествии некоторого времени для Гучкова, став причиной его заключения в Петропавловскую крепость. Петербургский окружной суд приговорил его к