Книга История и память - Жак Ле Гофф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Компьютер был одним из отправных пунктов открытия биологической памяти, памяти о наследственности. «С развитием электро ники и появлением кибернетики сама организация становится объектом изучения для физики и технологии» [Ibid. Р. 267]. Вскоре процесс этот захватил молекулярную биологию, в которой было открыто, что «наследственность функционирует, как память вычислительного устройства» [Ibid. Р. 274].
Изучение биологической памяти восходит по меньшей мере к XVIII в. Мопертюи и Бюффон предвидели эту проблему: «Воспроизводство некоей структуры, образованной соединением элементарных единиц, требует передачи "памяти" от одного поколения к другому» [Ibid. Р. 141]. Для Мопертюи - последователя Лейбница -«память, управляющая живыми частицами при формировании эмбриона, не отличается от психической памяти» [Ibid. Р. 92]. Для материалиста Бюффона «внутренняя форма представляет собой скрытую структуру, "память", организующую материю тем же способом, который имеет место при формировании ребенка по образу родителей» [Ibid. Р. 94]. В XIX в. обнаруживается, что «какими бы ни были название и природа сил, посредством которых родительские структуры воспроизводятся в ребенке, искать их следует именно в клетке» [Ibid. Р. 142]. Но в первой половине XIX в. «для выполнения роли памяти и обеспечения надежного воспроизведения признается лишь "витальное движение"» (Ibid. Р. 142]. Как и Бюффон, Клод Бернар «помещает память не в частицы, составляющие организм, а в особую систему, которая руководит размножением клеток, их дифференциацией и последовательным формированием организма», тогда как Дарвин и Геккель «превращают память в свойство» частиц, образующих организм. В 1865 г. Мендель открывает великий закон наследственности. Чтобы его объяснить, «нужно обратиться к структуре более высокого порядка, еще более скрытой, более глубоко запрятанной в теле; это значит, что память наследственности помещена в структуре третьего порядка» [Ibid. Р. 226]. Однако сам факт его открытия долгое время оставался неизвестным. Нужно было дождаться XX столетия и рождения науки генетики, чтобы обнаружить, что эта организующая структура скрыта в клеточном ядре и что «именно в нем пребывает "память" наследственности» [Ibid. Р. 198].
Решение в конце концов было найдено молекулярной биологией: «Наследственная память содержится в организации макромолекулы, в ее "послании", созданном путем распределения химических причин на всем протяжении полимера, который содержит наследственную память. Она становится структурой четвертого порядка, посредством чего и определяются форма живого существа, его свойства и его функционирование» [Ibid. Р. 269].
Любопытно, что биологическая память больше походит на память электронную, чем на память нервную, мозговую. С одной стороны, она также определяется программой, в которой соединяются два понятия - «память и проект» [Ibid. Р. 10]. С другой - она негибка: «Благодаря гибкости своих механизмов нервная память особым образом приспособлена для передачи приобретенных черт. Благодаря своей негибкости наследственная память этому противостоит» [Ibid. Р. 11]. И даже в отличие от компьютеров «наследственная информация не допускает ни малейшего заранее обусловленного вмешательства извне. Здесь не может произойти изменения программы ни под воздействием человека, ни под воздействием среды» [Ibid. Р. 11].
Возвращаясь к социальной памяти, можно сказать, что те потрясения, которые она испытала во второй половине XX в., как представляется, были подготовлены распространением памяти в сфере философии и литературы. В 1896 г. Бергсон публикует «Материю и память». В точке пересечения восприятия и памяти он обнаруживает центральное понятие образа. В результате длительного анализа дефектов памяти (речевая амнезия или афазия) за поверхностной, безличной, уподобляемой привычке памятью он обнаруживает память глубинную, личностную, «чистую», которая не поддается анализу в терминах «вещей» и может быть понята лишь как «поступательное движение».
Эта теория, которая обнаруживает глубокие связи памяти с разумом, если не с душой, оказала огромное воздействие на литературу. Ею отмечен великий роман Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» (1913-1927). Родилась новая романическая память, дабы занять свое место в цепочке «миф - история - роман».
Смоделированный на основе сновидения234, сюрреализм пришел к постановке вопроса о памяти. В 1922 г. Андре Бретон заметил в своих «Записных книжках»: «Не является ли память всего лишь продуктом воображения?» Чтобы узнать больше о сновидениях, человек должен больше доверять памяти, обычно такой недолговечной и обманчивой. Отсюда проистекает то значение, которое в «Манифесте сюрреализма» (1924) отводится теории памяти, поддающейся воспитанию. Э уже новое перевоплощение Artes Memoriae.
Конечно, в качестве вдохновителя всего происходящего нужно назвать 3. Фрейда, в особенности того Фрейда, каким мы его знаем по «Traumdeutung» - «Толкованию сновидений» (1899-1900 - 1-е изд., 8-е изд. - 1929), где он утверждает, что «поведение памяти в процессе сновидения, бесспорно, имеет огромное значение для любой концепции памяти». Во второй главе Фрейд рассуждает о «памяти во сне» и, подхватывая высказывание Шольца, замечает, что «ничто из того, чем мы обладаем в интеллекте, не может быть утрачено полностью». Но он подвергает критике «идею о сведении феномена сновидения к феномену памяти на лица», ибо в памяти происходит специфический выбор сновидения, существует специфическая память о сновидении. Эта память и здесь является выбором. Но не обнаруживает ли в та ком случае Фрейд искушения рассматривать память как вещь, как обширную емкость? Однако, связывая сновидение с латентной па мятью и памятью сознательной и настаивая на значимости детства формировании этой памяти, он, в то же время что и Бергсон, способ-
ствовал формированию представления о большей глубине памяти и по крайней мере на уровне памяти индивидуальной разъяснил такое важное свойство, как цензурирование памяти.
Коллективная память претерпела огромные изменения в связи с конституированием общественных наук, и она играет важную роль в намечающемся установлении междисциплинарных связей между ними.
Социология, как и в отношении времени (см. выше, статья «История»), стимулировала исследования этого нового понятия. В 1950 г. Морис Хальбвакс опубликовал свою книгу «Коллективные воспоминания». Поскольку этого рода память связана с поведением, с ментальностями - новым объектом новой истории, социальна психология также принимает участие в ее изучении. А также антропология, поскольку термин «память» предлагает ей понятие, лучше применимое к реалиям изучаемых ею «первобытных» обществ, чем понятие «история», также начинает пользоваться этим понятием и изучает его, как и понятие «история», главным образом в рамках этноистории, или исторической антропологии, которая является од из наиболее интересных отраслей исторической науки, сложившихся за последнее время.
Поиск коллективной памяти не только в конкретных событиях, но и ее спасение и прославление на протяжении длительного времени, стремление обнаружить эту память не столько в текстах, сколько в словах, образах, жестах, обрядах и праздниках - в этом состоит изменение взгляда историка на проблему. Изменение, разделяемое широкой
