Книга Ленин в поезде - Кэтрин Мерридейл

Когда поезд уже готов был тронуться, Ленин обратил внимание на какого-то незнакомого человека (присутствие которого было совершенно естественным, поскольку это не был какой-то особенный поезд и уж тем более не пломбированный вагон). Незнакомцем оказался немецкий социалист Оскар Блюм, решивший наудачу присоединиться к группе. Однако вождь большевиков, убежденный, что перед ним шпион, схватил Блюма за шиворот и вытолкал его из вагона78.

Глава 6. Пломбированный вагон

Опыт войны, как и опыт всякого кризиса в истории, всякого великого бедствия и всякого перелома в жизни человека, отупляет и надламывает одних, но зато просвещает и закаляет других.

В. И. Ленин

После всего этого первые два часа поездки казались отдыхом, по крайней мере по стандартам большевиков. Отъехав от Цюриха, пригородный поезд шел по краю долины, покрытой промерзшими обрубками виноградных лоз. Для большинства пассажиров зрелище серых ферм и далеких альпийских склонов было давно привычным. Но перед Нойхаузеном поезд замедлил ход, и у всех захватило дыхание – прямо под ними шумел Рейнский водопад, самый большой в Европе. Станция Нойхаузен, одна из последних перед границей, заставила пассажиров забыть о романтике: через несколько миль, в пограничном Шаффхаузене, их поджидала целая команда швейцарских таможенников. И пусть немцы обещали этой банде иностранцев свободный проезд через свою территорию – швейцарцы сразу же дали ясно понять, что они-то никаких соглашений не подписывали.

Ленин и его спутники должны были выйти из вагона. Пока они ждали (на платформе № 3), таможенники рылись в их поклаже – пледах, книгах, провизии. Выяснилось, что на время войны введены особые правила вывоза продуктов из Швейцарии. Колбас и сыра оказалось больше разрешенного количества, однако сваренным вкрутую яйцам было дозволено следовать дальше. Потрясенные пассажиры наблюдали, как обращается в ничто их недельный запас еды (от него остались только тщательно пересчитанные бутерброды и таможенные квитанции).

Все и так уже достаточно нервничали, но чуть дальше, в Тайнгене, еще одна группа людей в униформе провела еще один тщательный досмотр. Когда швейцарский поезд достиг конечной станции Готтмадинген, откуда до Германии оставалось всего несколько метров, пассажиры были уже близки к панике. Мало того, на платформе виднелись две мрачные фигуры в серой униформе – именно таких типов присылают, когда планируется внезапный арест.

Эти два немецких офицера и в самом деле были отобраны самым тщательным образом. Младший из них, лейтенант фон Бюринг, понимал по-русски (о чем пассажиры не должны были догадаться). Его командир ротмистр фон дер Планиц получил подробные инструкции лично от заместителя начальника Генерального штаба – обер-квартирмейстера Эриха фон Людендорфа1. После стерильных швейцарских бюрократов Бюринг и Планиц в своих сверкающих сапогах, отдававшие честь с четкостью часовых механизмов, выглядели точь-в-точь как карикатурные немцы из какого-нибудь пропагандистского военного фильма. Они приказали русским построиться в две шеренги в зале ожидания третьего класса – мужчины по одну сторону, женщины и дети по другую. Мужчины инстинктивно сгрудились вокруг Ленина – словно муравьи вокруг своей гипертрофированно огромной царицы2. Шли минуты, никто не решался заговорить, но каждый спрашивал себя: как же мы умудрились сами забраться в этот немецкий капкан.

За время этой паузы немцы могли, вероятно, пересчитать вновь прибывших, присмотреться к ним и еще раз изучить их багаж. Возможно, это был рассчитанный ход, сразу дававший понять русским, кто здесь главный. Когда офицеры решили, что желаемый эффект достигнут, они без каких либо объяснений вновь вывели группу на перрон. Там уже ждал окутанный белым паром локомотив. Берлин до последней запятой соблюдал условия соглашения.

Эта поездка и так уже обошлась немцам настолько дорого, учитывая и деньги, и зеленый свет для поезда через всю Германию (бесценная услуга в военное время!), что они вполне могли бы расщедриться на пуховые перины и бесплатное шампанское для Ленина и его группы, однако русские эмигранты не притязали ни на что, кроме самых дешевых мест. Именно это они и получили: в единственном вагоне этого поезда, деревянном и выкрашенном в зеленый цвет, было три купе второго и пять купе третьего класса, а также две уборные и багажное отделение. Это и был знаменитый впоследствии “пломбированный вагон”. На самом деле все меры безопасности сводились к тому, что, как только все эмигранты заняли свои места в вагоне и были пересчитаны, три из четырех дверей со стороны перрона были заперты3.

Неловкий момент возник, когда русские решали, кто где (и с кем) будет сидеть. Сначала Ленин с женой отнекивались, но потом все же согласились занять первое из трех купе второго класса в передней части вагона. В двух других разместились те, кто ехал с женщинами и детьми. Георгий Сафаров и его жена Валентина вместе с Инессой Арманд, Ольгой Равич и Радеком уселись в купе рядом с ленинским, следующее заняла чета Зиновьевых и еще две семейные пары. Остальные пассажиры разместились в жестких и душных отделениях третьего класса. Немецкие сопровождающие ехали в задней части вагона. Чтобы поддержать иллюзию того, что у русских нет никаких контактов с врагом, на полу между соответствующими частями вагона провели меловую черту. Пересекать эту черту имел право только официальный посредник – швейцарец Фриц Платтен.

Поезд тронулся и медленно двинулся на север. Сгустились сумерки. Ленин стоял у окна своего купе, заложив большие пальцы в кармашки жилета, – скромная фигура в пыльном костюме. За своим отражением в стекле Ленин различал начинавшие зеленеть ольховые рощи. В длинных тенях сумерек еще можно было угадать белое и желтое – анемоны и чистотел, первые полевые цветы наступающей весны. Долина расширялась и переходила в поля, Швейцария исчезла за клубами паровозного дыма, ритмичный стук колес рождал ощущение энергичного импульса, целеустремленности, неуклонного движения вперед. Однако Ленин не успел вполне отдаться этому завораживающему, гипнотическому чувству: заскрипели тормоза, и поезд снова замедлил ход.

В темноте ночи едва можно было различить крутой утес потухшего вулкана Хоэнтвиль, который, словно гигантская пирамида, возносился на 700 метров над окружающими холмами. Гора, увенчанная средневековой крепостью, были единственной достопримечательностью городка Зинген, в котором пассажирам поезда предстояло провести ночь. Рядом с железной дорогой громоздилась фабрика – воплощение эпической мощи капиталистического способа производства. Из ее огромного, похожего на крепость здания с утра до вечера лился неиссякаемый поток пакетиков с прославленным порошковым супом “Магги”.

На ночь вагон с русскими эмигрантами отогнали на запасной путь, а немецкая паровозная бригада отправилась ночевать в город. Ночная фабрика молчала, луга и леса погрузились в тишину, уснул и городок Зинген. Словно для контраста, в “русском” вагоне стоял дым коромыслом. Особенно шумным оказалось купе рядом с ленинским (раньше этот факт несколько заглушался стуком колес): от самой швейцарской границы пассажиры пели “Марсельезу”, а теперь из купе доносились взрывы смеха, прерываемые баритоном Радека и звонким голосом Ольги Равич. Настроение пассажиров в особенности поднялось после того, как Планиц и Бюринг отправились в город, притащили оттуда немецкое пиво и гору бутербродов и переправили все это через меловую черту4.