Книга Война - Евгений Шепельский

Ад какой-то… Особенно страшно видеть в толпе детей. Придется, разумеется, это все прекратить, запретить долговую отсидку и ввести разумную процедуру банкротства для всех сословий. И еще: в день коронации я выкуплю всех должников Дирока из низших сословий. Это прибавит мне популярности. Не дешевой, скоропортящейся, а длительного хранения популярности, которая очень нужна мне, чтобы достойно противостоять Адоре и Рендору, опираясь на плечи граждан Санкструма.

Неуютно мне было под взглядами толпы должников. Хотя… нет, было что-то еще, но что — я никак не мог понять. Чертов Дирок!

— Хоггов не вижу…

— Их обычно выкупают сородичи.

— Хм… А где содержат… государственных преступников?

Амара вздернула брови:

— Политических? Это все в глубине Дирока. Пойдем, все увидишь.

— Постой! — Я обернулся к ней, сделал вид, что горячо интересуюсь разговором, но боковым зрением фиксировал толпу. Почувствовал, наконец, открытый скребущий взгляд, уже знакомый по порту, быстро повернулся, и… Среди людей мелькнула — так мне показалось! — скособоченная, неловкая, вся какая-то рваная, мелкая тень. Или это действительно была тень от тучи? Нет, я привык доверять своей интуиции. Он здесь!

Я произнес это вслух, и Амара встревожилась:

— Что?

— Скажи, ты веришь в живых мертвецов?

Она усмехнулась криво:

— О чем ты, милый господин?

— Хват.

Лицо Амары затвердело, кровь отхлынула от битых оспой щек. Она была в курсе всех моих значимых дел на посту архканцлера, за исключением не вполне значимых дел с Атли, но, полагаю, об этом она догадывалась тоже, однако, будучи мудрой женщиной, не подвергла меня соответствующим расспросам.

— Заметил? Уверен? Или кажется?

— Кажется. Но этот взгляд… Может быть, в нем есть какая-то магия, а я, как крейн, ее чувствую. Не знаю. Но это взгляд я выделю из тысячи.

Она громко и естественно рассмеялась, будто я отпустил остроту, но при этом, запрокинув голову, успела обежать взглядом весь двор. Затем посмотрела на меня

— Почему назвал его живым мертвецом, Торнхелл?

— Если в Лесу Костей живет эльфийский мертвый разум, почему бы в Нораторе не быть живому эльфийскому мертвецу? Как-то же он избежал чумной гибели. — Я употребил местное слово, хабедир, хотя на языке вертелось словечко из читанного как-то на досуге греческого фольклора: vorvolakas, от которого позднее образовалось русское «вурдалак». Странно, что ворволака, как будто, женского рода… Почему же мой разум упорно именовал Хвата именно «ворволакой», пожирательницей мертвых? Таких ворволак в Древней Греции хоронили, привязывая к телам пудовые жернова, чтобы ненароком не откопались, или замуровывали в печах, или — прибивали огромными гвоздями к гробу.

Забавно, однако: в этом мире даже вурдалаки практически неотличимы от людей. Или от эльфов, способных замаскироваться в людском обществе.

Некстати пришла мыслишка: ведь заказ на меня не отменен, а значит Хват вполне может… Да нет, это чушь: он не знал, что архканцлер Торнхелл намерен посетить Дирок сегодня, он вообще не знал о моем визите в Дирок. Скорее всего, Хват тут по своим делам, и мы пересеклись случайно.

Эти соображения я изложил Амаре. Она кивнула серьезно:

— Так и есть, я уверена. И я уверена также, что у него нет сейчас с собой необходимых средств, чтобы тебя убить. Здесь проходной двор, возможно, Хват здесь по делам. Я уверена даже, что он тут по своим делам, и к нам эти дела отношения не имеют.

Я вспомнил выстрел из допотопного пистоля и поежился. Не факт, Амара, не факт, что Хват не взял с собой в Дирок огнебой. Но точность у этого оружия, конечно, хромает: эльф палил почти в упор и не попал.

— Ты намерен схватить его, милый господин?

Я поежился. Ворволака все еще была в толпе, она перемещалась, однако мне казалось, что скребущий, зубастый вурдалачий взгляд удаляется.

— Нет. Хват, очевидно, здесь не в первый раз, и при попытке схватить его улизнет. У меня мало людей, да будь даже у меня сотня человек — Хват знает тут все ходы и выходы. Даже если я прикажу запереть главные ворота и все здесь прочесать, я уверен, мы его не возьмем. Нет, я изловлю его в другое время и в другом месте.

— Так, как ты говорил?

— Так, как я говорил. Ловушка расставлена, и он не уйдет.

Она передернула плечами:

— Значит, идем? Или лучше подъехать?

Я сунул под мышку ворох необходимых бумаг и вздохнул. Тюремный воздух был отвратителен на вкус.

— Идем.

Дирок обладал незатейливой, утилитарной архитектурой: высокие стены с башнями-бастионами, несколько рубленных многоэтажных корпусов посредине. Боковые и задние дворы отделены от переднего решетчатыми арками. Ага, вот тут конец свободе перемещения. Войти и выйти из других сегментов тюрьмы не так-то просто. Внешние стены — толстые, внутри кельи, виднеются окошки без всяких решеток. Между окошками протянуты веревки, на них сушится заплатанное белье.

Толпа расступалась перед Алыми, в нашу сторону, как стрелы, неслись вопли:

— Дай горбушечку!

— Денежку!

— Грошичек!

Кричали и дети, и взрослые. Я даже дернулся было за кошельком, но Амара сама извлекла из кармана горсточку медяков и ловко бросила их нескольким попрошайкам. Меня вдруг узнали, понеслись крики — но быстро увяли: толпа, не зная, чего от меня ожидать, смотрела на господина архканцлера просительно и угрюмо, народ затеял шушукаться. Все ожидают от меня чудес. Может, я приехал всех освободить. Может, сейчас внесут огромный сундук, битком набитый золотом, и я выплачу долги всех, кто здесь собрался… Может… Может… Извечная надежда человеческая на чудо свыше. Терпение, граждане, терпение! Я действительно освобожу всех должников в день коронации.

Завтра, а может еще и сегодня весть о моем визите в Дирок достигнет Сакрана и Армада. И я знал, что именно они услышат. Я их немножко… запутаю. Пускай решат, что архканцлер совершает непродуманные, хаотичные действия перед бегством. Пускай решат, что я от страха практически сошел с ума.

Ворволака исчезла. Зубастый взгляд не ел мою спину, не глодал с боков мои ребра, и, уж тем более, взгляд не пытался вгрызться в мое сердце. Это было хорошо. По крайней мере, часть нервного напряжения рассосалась.

— Поясни про клетки снаружи, — попросил я. — Если люди могут выходить на заработки, к чему клетки?

Моя проводница усмехнулась:

— Торнхелл! Ты видел на папертях липовых калек? Знаешь, сколько стоят такие места? Дальше тебе пояснять?

— То есть места в клетках покупаются?

Амара кивнула.

— Ну конечно же, милый господин! Там работают профессионалы! Мир полон сердобольных дураков, и беспринципные люди этим пользуются! Как и везде: в Дироке одни умирают от голода, а другие… Ты видел их снаружи. Идем… Я чувствую: Великая Мать ждет.