Книга Сезон мести - Валерий Махов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Майора Исямову ко мне, срочно! Пусть объяснит, почему режимный объект в дом терпимости превратился.
Внезапно забытый всеми Кротов, подскочив к майору, который был на две головы выше его, крикнул:
— Это кто же здесь сутенер? Ты, перхоть подзалупная! — И резко ударил его под дых.
Все вначале растерялись, а Орехов, согнувшись над соседними нарами, как археолог над античной амфорой, начал извергать недавно съеденный завтрак. Опомнившись, остальные опера бросились бить пьяного Кротова. Били долго, зло и тихо. В процессе этой свалки Кукушкина упала на Антона, и он, вдохнув ангельский перегар, успел шепнуть ей, чтобы она немедленно нажала в коридоре тревожную кнопку вызова спецназа. Неизвестно, сколько бы все это продолжалось, если бы на крики и шум не прибежала майор Исямова.
— Что вы себе позволяете? Ну-ка, вон отсюда! Пока я здесь хозяйка, никто в больничке командовать не будет.
Орехов, бледный и слегка покачивающийся, уже закончил и, чеканя каждое слово, ответил:
— На тюрьме один хозяин, и зовут его Бардак Беспределович. А поддерживаем его мы, опера и режимники, его верные слуги. Вас, майор Исямова, вызывает к себе начальник СИЗО, а Голицына мы забираем для профбеседы с последующим водворением в штрафной изолятор за нарушение режима содержания и членовредительство. Посторонних, допустивших развратные и хулиганские действия, препроводят в дежурку для дальнейшего разбирательства.
— Послушай, Орехов, мне известна твоя «честность» и «принципиальность», но всему есть предел. Только что, как говорит мой муж, ты нажил себе кровника в моем лице. Я сейчас иду к начальнику и даю тебе слово, что через десять минут он отменит свои дурацкие и преступные по отношению к Голицыну приказы. А пока я не вернусь, всем оставаться на местах. Ждать и бояться!
Резко повернувшись на каблуках, Исямова вышла из камеры, а вместе с ней в коридор просочилась и Кукушкина. Как только они вышли, Орехов, обращаясь к Голицыну, сказал:
— Послушай, капитан, давай лучше без эксцессов. Встань и иди за нами, а то хуже будет! А посторонних, — сказал он, повернувшись к контролеру, — нужно обшманать, вдруг что-нибудь запрещенное пронесли. — Он криво улыбнулся и подмигнул Кротову.
Голицын встал и, пошатываясь, стал медленно одеваться. Орехов заметно нервничал. В коридоре Кукушкина спиной изо всей силы давила на кнопку. Ничего не знающий, но все понимающий, пьяный Кротов снова попытался затеять драку, и его, быстро вырубив, уложили на носилки. Однако когда Голицына уже вели по коридору, на лестнице раздался громкий стук сапог спешащего на помощь спецназа. Опера, оценив обстановку, на всякий случай отшатнулись к стене. Орехов попытался было что-то вякнуть, но здоровенный двухметровый Уваров тихо шепнул ему на ухо, и начальник оперчасти смачно выругался и, быстро зашагав по коридору, бросил на ходу неизвестно кому:
— Дурдом, а не тюрьма.
Антона вернули в палату. Уваров на глазах у ничего не видящего контролера дал Голицыну свой мобильник и на всякий случай оставил у дверей двух своих кинг-конгов, сказав им:
— Пост номер один…
Ярким солнечным днем Дубцов, Кротов, Кукушкина и еще несколько оперов стояли у двери СИЗО, ожидая выхода Голицына. Дверь открылась, и наружу вышел огромный командир спецназа Уваров, а следом за ним растерянный и счастливый Голицын. Последней появилась Исямова.
Взгляды двух женщин встретились, и Исямова, трезво оценив свои шансы, быстро простилась и вернулась в СИЗО. Да оно и к лучшему. В таких учреждениях каждый хороший человек на вес золота. Вырвавшись из объятий оперов, Антон подошел к Лене.
— А почему ты меня не поздравляешь, не обнимаешь?
— Обнять тебя как боевая подруга я не могу. Мы уже это переросли. А по-другому при всех, да еще на фоне этого милого домика, нет никакого желания. Давай побыстрее уедем отсюда.
Прозвучала уже знакомая команда Дубцова:
— По пони! — И все расселись по машинам. Все, кроме Антона и Лены, которая молча бросила ему ключи от своей машины и покорно села на пассажирское сиденье. Сидящие в служебном «уазике» переглянулись и негромко засмеялись.
— Ну что, в хозяйство? — спросил водитель.
— Чтоб мне до пенсии в этом году не дожить, но это нужно отметить. Вперед, на природу, через подвластные, тьфу, подотчетные нам магазины, — сказал, захлопывая дверь, Дубцов.
Впервые в жизни Антон так сильно волновался. Все эти несколько ураганных дней, в которые спрессовалось столько эмоций, страстей и событий, что их хватило бы иным людям и на десять жизней, сделали Антона неузнаваемым. Оказавшись с Леной наедине, он вдруг занервничал. Пока всей толпой жарили мясо и пили водку на природе, обсуждали события последних дней, было еще ничего. Но, расставшись с друзьями и приехав к Лене домой, он скис и высыпался в носки. Куда девались его обычные напор и лоск? Он сидел в большом удобном кресле, не зная, что сказать и как себя вести. Лена тоже была полностью выжатой. Но Ева, составляющая стопроцентную суть каждой женщины, рванула штурвал инициативы на себя. Она молча раздела Антона, отвела его в ванную. Бережно, как ребенка, искупала, не замочив бинтов и насухо обтерев махровым американским флагом. Уложила в постель. Слова Лены хрустальными молоточками медленно и кайфово разрывали уже, казалось бы, неспособный ни к какому восприятию мозг Антона.
— Маленький мой, хороший. Я все сделаю сама.
И вместо страстного бурного желания Антон внезапно почувствовал себя слабым и беззащитным, как в детстве. Он как можно глубже зарылся в Лену и неожиданно для себя заплакал. И странное дело, Антон не стыдился этих слез. Именно в эту минуту, когда его адреналиновые рудники исчерпали свои запасы, душа вдруг выдала на-гора этот очистительно просветленный дождь. С каждым всхлипом, с каждой горячей каплей приходило облегчение. И в какой-то миг Антон ясно осознал, что наконец-то нашел человека, с которым ему легко и надежно. Впервые он встретил женщину, в которой ничего не раздражало и от которой хотелось иметь детей. И с этой последней мыслью, с мокрыми от слез глазами и счастливой улыбкой на губах он провалился в сладкое сексопомрачительное небытие.
Вор в законе Назар прибыл на городской централ поздно ночью. Этап задержался из-за поломки автозака, и конвой чуть не сошел с ума, думая, что все это подстроено и вот-вот начнется налет с целью освобождения преступного авторитета. По мобильникам и рации была вызвана подмога. Но другой «воронок» приехал только через несколько часов, и молоденькому лейтенанту, начальнику конвоя, пришлось дважды нарушать инструкции, выводя конвоируемых на улицу, до ветру, в прямом смысле этого слова. Поэтому, когда прибыла помощь, лейтенант нервно перекрестился и в душе посчитал себя заново рожденным.
Обычно поздние этапы по камерам не распределялись, их отправляли на «вокзал», огромную длинную транзитную камеру, где зэки находились не больше суток, ожидая распределения на ПМЖ. Если же тебе не везло и ты прибывал в пятницу вечером, то на «вокзале» можно было просидеть до понедельника. Все зэки стремились как можно быстрее покинуть «вокзал», поскольку даже зимой там было полно мух, не говоря уже о неимоверной грязи. В углу, возле зловонной, вечно забитой параши валялся мусор. Что касается фауны, то по количеству и разнообразию мух, тараканов, прусаков, опарышей, клопов, крыс и прочих милых обитателей «вокзала» эта камера могла сравниться разве что с городской заброшенной свалкой.
