Книга Метресса фаворита. Плеть государева - Юлия Андреева

Яша постелил себе лошадиную попону прямо на земле. Костра не разжигали. Слуга ещё поворчал, сетуя на злую судьбу, Корытников решил, что утро вечера мудренее, и хотел уже заснуть, когда земля вдруг задрожала от лошадиного топота и на горизонте начало подниматься зарево. Привстав, Пётр Петрович сначала заметил огни, и потом разглядел скачущих всадников.

— Яков, лежи тихо, — скомандовал он, вжимаясь в сиденье кареты и молясь только об одном — чтобы проезжие не обратили внимания ни на экипаж, ни на пасшихся неподалёку лошадей. Впрочем, лошади в поле — явление более чем обыденное, должны же они где-то пастись. Но спрятанная под ивами карета...

На счастье, всадники пронеслись мимо, не приметив путников.

— Это что же это? Пётр Петрович, да неужели же они за нами? — засуетился Яков. — Да, куда ж нам теперь деваться? Поди, они нас теперь в Грузино поджидают. В Грузино нельзя, а снимемся с места да тишком поедем в обратную сторону, поди ж, развернутся и догонят.

— У тебя есть фонари? — Корытников смотрел в сторону Грузино, свет факелов был ещё различим.

— Найдётся. А на что вам? — напрягся слуга.

— А чем землю копать?

— Лопата, что ли? Да на кой она мне, в дороге-то? Вот дома, дома есть. Как можно в хозяйстве без лопаты? Дома найдётся и не одна, а тут откуль я вам её возьму? Тоже скажете, найди ему лопату на дороге. Вот фонари есть. Да только не стал бы я их теперь зажигать, потому как, коли молодчики эти вас в Грузино не найдут, как бы они того, не вернулись. А тут мы с фонарями — берите нас тёпленькими.

— Ты когда со мной в Грузино жил, не приметил, кладбище в какой стороне? — Пётр Петрович напряжённо думал.

— Час от часу не легче, — всплеснул руками Яков, — а кладбище-то зачем понадобилось? Разве на кладбище схоронишься?

— Я спрашиваю, знаешь, где кладбище?

— Как не знать, знаю. Вот в той стороне. — Должно быть, он показал рукой, но в темноте этого не было видно.

— Далеко?

— Ой ты господи, а ведь совсем рядом, как же я сам-то не сообразил. В версте, не более того, мы, когда проезжали, я ещё часовенку приметил крохотную. Стало быть, дальше церквушка будет, где Настасью-то Фёдоровну схоронили. Али не помните? Вы тогда пешочком от графского дома шли, а мы теперь как бы с другой стороны оказались. Одна девка дворовая сказывала, де дядька её, как его, бишь, Трофим, что ли, там за сторожа.

— Отвезти меня туда сможешь?

— На кладбище? — переспросил Яков. — Ночью на кладбище? Вот хоть режь меня, барин.

— На кладбище нас эти дуболомы точно искать не станут. А здесь останемся...

— А что? Можно и на кладбище. Вот сейчас запрягу — и доберёмся. Я и дорогу-то приметил, сейчас по главной, а потом вот туды, налево, стало быть. — Он щёлкнул огнивом, выжигая искру, скрипнула стеклянная дверца фонаря, зашипел фитиль. При коляске Яков обычно держал пару фонарей, но пока что зажёг только один.

Понимая, что, если их преследовали солдаты комендантской роты, у служивых теперь всего два пути: либо устроить засаду в Грузино, либо попытаться вернуться и поискать путников близ дороги, Пётр Петрович решил поспешить. Забрав фонарь, Яков отправился на поиски лошадей, так что Корытников, на какое-то время оставшись в полной темноте, на ощупь проверил вещи. Рисунки бесследно пропали, оружия с собой он не возил, случись принимать бой — обороняться можно было бы разве что кнутом возницы. Он подумал, что не худо было бы обзавестись хотя бы палкой.

Перебирая свои вещи, Пётр Петрович неожиданно наткнулся на незнакомую на ощупь корзину и, весьма заинтригованный, запустил в неё руку, сразу же наткнувшись на узкое горлышко бутылки, и обнаружил, что она там не одна. Забавно, выходит, запасливый Яков умудрился умыкнуть со стола сразу три бутылки водки. Кроме спиртного на дне корзинки обнаружился мягкий узелок с какой-то едой.

Меж тем, должно быть, Яков поймал первую лошадку, фонарь устремился в сторону Петра Петровича. И вскоре тот увидел своего слугу, ведущего каурую кобылку.

— Подержи фонарь, барин. — Яков подвёл лошадку на её место и, ласково шепча ей что-то на ухо, принялся закреплять ремни. Потом он забрал фонарь и отправился за следующей. Всё происходило невероятно медленно, оставалось надеяться, что посланные за ними солдаты, поленятся возвращаться в потёмках. Это давало небольшое преимущество. Наконец все три лошадки были на месте, и, повесив фонарь на дугу, Яков потихонечку вывел тройку к дороге.

— Ну всё, барин, можно ехать. — Фонарь тускло освещал небольшой кусочек дороги, но также был прекрасным опознавательным сигналом для преследователей. Впрочем, тут приходилось рискнуть.

Кладбище действительно оказалось, что называется, в двух шагах, они доехали до развилки и в кромешной тьме повернули налево.

— Ищи домик сторожа. — Пётр Петрович вглядывался в белеющие в свете их фонаря кресты. Яков сотворил крестное знамение.

— Эй, кто там рыщет?! — Незнакомый голос, прозвучавший, как внезапный гром, заставил путников дрогнуть.

— Мы ищем кладбищенского сторожа! — взяв себя в руки, первым ответствовал Корытников.

— Трофим, как тебя? Покажись, ни зги не видим! — вмешался Яков.

В световое пятно нехотя вышел длиннобородый мужик в домотканой рубахе, подвязанной тонким поясом.

— Ну, я сторож Трофим. А вы кто такие? Отчего ночью шляетесь?

— С пути сбились, — взял на себя роль переговорщика Яков. — В Грузино ехали, заплутали.

— Так вон оно Грузино. — Мужик неопределённо махнул рукой. Не доехали вы.

— Не доехали, так что с того? Скажешь, обратно поворачивать? Можно подумать, вижу я, где здесь сворачивать! Того гляди, барина вместе с каретой свалю. Вот на одну из твоих могил и свалю, э-э-э...

— Свалить никак не можно, — поддержал возницу Трофим. — Что же, коли барин твой не побрезгует, можете у меня до утра посидеть. Избёнка, правда, крохотная, но всё не в чистом поле. Только уж не взыщите, угостить-то вас нечем. Печь я летом не топлю, а обед, что мне племянница из села приносила, давно уж поеден. Вот разве что, коли не побрезгуете, горшок простокваши.

Сторожка оказалась вполне пригодным для жилья, даже в зимнее время, домиком, добротная беленькая печь с лежанкой, лавка вдоль стены, явно для спанья, и ещё одна, на которой стояли какие-то мешки и катка. Крохотный столик со скатёркой у окна.

— Мы тебя сами и покормим и попоим, если желаешь. Правда, Яша? — Пётр Петрович подмигнул слуге, и тот, делать нечего, полез в свои закрома.

Вскоре на столе оказались шмат сала, колбаса, хлеб, лук, четыре пирога, по величине никак не уступающие размеру лаптя сторожа, кроме того, Корытников распорядился поставить одну из бутылок. Теперь он ясно видел, что наглый Яков умудрился умыкнуть комендантский самогон.

Наблюдая, как стол покрывается разными вкусностями, сторож счастливо улыбался, почёсывая затылок.