Книга Проходные дворы - Эдуард Хруцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он пел. В зале музея «Экслибрис», на Пушечной улице, собралось человек шестьдесят. Они смотрели на сильные руки певца в синеве наколок, перебирающие струны гитары, слушали чуть хрипловатый голос.
Он пел:
Он пел, и я поймал себя на странном ощущении. Ну разве мало мы сегодня слышим песен, сделанных под блатную лирику? Включи приемник, поймай «Радио „Шансон“» и слушай хоть целый день — на любой вкус. Хочешь — о развеселой судьбе налетчиков, хочешь — о красивой тюремной жизни.
Но все это стилизация. Авторы текстов песен, передаваемых по радио, умело использовали прочитанный когда-то блатной жаргон, пытались передать настроение, заимствованное из таких же лубочно-уркаганных баллад.
А песни, которые мы услышали в тот день, были не просто написаны, но и прожиты их автором. В «Триллер-клубе» на Пушечной выступал Борис Кулябин. Когда я представил его, он, прежде чем начать петь, сказал:
— Вообще-то я бывший вор. И много лет жил по блатному закону. Поэтому не обессудьте, песни мои о прошлой жизни. Новые еще сочинить не успел.
Сказал, усмехнулся, положил гитару на колено и начал петь.
* * *
С Борей Кулябиным меня познакомил мой друг кинорежиссер Леонид Марягин.
— Хочу показать тебе одного парня. По твоей теме.
— Сыщик?
— Да нет, — Леня сделал таинственное лицо, — вор-рецидивист.
— Московский?
— Самый что ни на есть.
— Кто такой?
— Борис Кулябин.
Фамилия мне ничего не говорила.
— Кликуха у него есть?
— А как же. Клещ.
Кликуху эту я, конечно, знал. Друзья-сыщики рассказывали мне о лихом квартирном воре — удачливом и наглом.
— Зловредный вор, — говорил о нем мой друг Женя Прохоров. — Его дважды короновать в законники собирались, но он отказывался.
— Леня, а у тебя с ним какие дела?
— Он мой консультант по фильмам, — засмеялся Марягин.
Леня написал сценарий и готовился снимать фильм «Сто первый километр». Для тех, кто знает, само название определяет содержание фильма. Но все же поясню. За сто первым километром от столицы, в «зону сотку», как такие места называли уркаганы, отправляли жить рецидивистов, которых не прописывали в Москве.
— Я фильм-то, в общем, делаю о своем детстве, — сказал Леня, — я же вырос за сто первым километром. И у нас во дворе жил такой вор, как Боря Кулябин. Он нас, пацанов, учил уму-разуму.
У нас с Леней было практически одинаковое детство. Только он рос в фабричных бараках в городе Орехово-Зуево, темная слава о котором катилась по всей столичной области, а я — в Москве, у Тишинского рынка.
И у меня в детстве был свой защитник и наставник — молодой блатарь Валька-Китаец. Он был обычным русским парнем, а кличку получил потому, что в его развеселой коммуналке две комнаты занимали китайцы, работавшие в прачечной на Большой Грузинской. Далекий друг моего детства учил меня трем основным жизненным формулам: не верь, не бойся, не проси.
Вор в законе Черкас любил говорить: «Чему смолоду научишься, от того в старости разбогатеешь». Я не разбогател, но стародавний мой товарищ научил меня быть достаточно твердым и независимым. Такой же наставник вошел в детство Лени Марягина. Вот его-то и должен был сыграть Боря Кулябин.
Но прежде чем рассказать о кино и песнях, стихах и прозе, давайте перенесемся на несколько десятилетий в прошлое.
* * *
Камышинская набережная, Камышинская набережная… Рядом Москва-река. Рядом Седьмой шлюз и замечательный парк.
Борька Кулябин жил в доме № 30. В доме, в котором практически не было двора. Вышел из подъезда, сделал несколько шагов и попал в шлюзовой парк.
Их было четверо: Еж, Кот, Чарик и он. Ему местный блатной авторитет Бес дал кличку «Ян» — Борис в детстве повредил левый глаз, поэтому веселый уголовник и назвал его в честь короля московской фарцовки косого Яна Рокотова.
Так они и жили. Купались, в футбол играли, пропадали с утра до вечера на площадке, где брат Бориса тренировал собак. Но однажды им смертельно захотелось колбасы. Денег не было, просить у родителей «западло», и тут вспомнили, что искомый продукт привезли в родную школу. Ян, как самый авторитетный пацан, принял решение. И вот, аккуратно выдавив стекло, они открыли окно своей 541-й школы, проникли внутрь, заранее приготовленным прутом сорвали висячий замок на дверях буфета. Добыча оказалась богатой: пять батонов колбасы, куча конфет и громадная для них сумма — тридцать рублей.
Пацаны продумывали алиби, хитроумно прятали украденные конфеты, но ничего не случилось. Утром в школе об этом никто не говорил. Вот тогда они поняли, что нашли свою золотую жилу. В районе «затрещали» школы. Пять буфетов взяла компания из дома № 30. Они уже намеревались грабануть маленький магазинчик на Хорошевке, но об этом узнал Бес. Он позвал Борьку к себе и сказал:
— О магазине забудьте, спадитесь, как фраера. Ты пацан правильный, к делу воровскому прислонился, будешь работать со мной.
* * *
Когда Боря Кулябин рассказывал мне свою историю, я спросил:
— Слушай, ну деньги я могу понять, а колбаса и конфеты? Вам дома их не давали?
— Да все было дома. Только, понимаешь, азарт, риск, кураж. Это как чифирь — кровь гонит по жилам.
* * *
На первое дело они пошли втроем: Бес, Гуля, тоже известный домушник, и Ян.
— Твое дело, — сказал Бес, — стоять на стреме. Если что увидишь, падай и кричи благим матом, что сломал ногу и тебе страшно больно.
Но кричать не пришлось. Через десять минут Бес и Гуля вышли из квартиры с пустыми руками: ни чемоданов, ни узлов.
Через час на лавочке в шлюзовом парке они вынули из карманов желтые колечки, цепочки, браслеты, часы и солидную пачку денег.
Бес отсчитал Борьке его долю. Таких денег тот никогда в глаза не видел.