Книга Адольф Гитлер. Жизнь под свастикой - Борис Соколов

«Чайную церемонию» подробно описал Шпеер, один из немногих лиц, на нее допускавшихся. Из этого описания хорошо виден внутренний мир Гитлера и характер его отношения к прекрасному полу. «Чайный домик» был воздвигнут на одном из излюбленных мест Гитлера с видом на Берхтесгаденскую долину. Общество всякий раз в одних и тех же выражениях восторгалось живописной панорамой. Гитлер в одних и тех же выражениях изъявлял полное согласие. Сам «чайный домик» состоял из круглой залы, метров восемь в диаметре, довольно уютной, с окном, поделенным на маленькие фасеты, и с камином на противоположной внутренней стене. Гости рассаживались в удобных креслах вокруг стола. Ева Браун и кто-нибудь из дам, как обычно, возле Гитлера... Гостям, смотря по желанию, передавали кофе, чай или шоколад, различные виды тортов, пирожные, печенье, после чего — спиртные напитки. Здесь за чайным столом Гитлер с особой охотой пускался в бесконечные монологи, темы которых по большей части были знакомы обществу и которые оно слушало с напускным вниманием. Порой Гитлер и сам задремывал в ходе собственного монолога, общество же продолжало беседу шепотом, надеясь, что Гитлер вовремя проснется к ужину. Словом, здесь все были свои.

Часа через два, примерно около шести, чаепитие завершалось. Гитлер вставал из-за стола, и шествие паломников направлялось к расположенной в двадцати минутах ходьбы стоянке для машин. Воротясь в «Бергхоф», Гитлер, как правило, удалялся в верхние покои, и процессия распадалась. Борман под ехидные комментарии Евы Браун частенько скрывался в комнате какой-нибудь секретарши помоложе. Еще через два часа, соблюдая тот же церемониал, что и за обедом, общество собиралось к ужину. Здесь Гитлер все в том же сопровождении переходил в гостиную... Общий разговор никак не завязывался, а потому каждый вполголоса беседовал с ближайшим соседом. Гитлер приглушенно толковал о всяких пустяках со своими дамами либо шептался с Евой Браун, порой даже брал ее за руку. Но чаще всего он вообще молчал и задумчиво глядел в огонь камина. Тогда гости замолкали, чтобы не нарушать громким разговором ход важных мыслей.

От случая к случаю обсуждали увиденные фильмы, причем оценку женских ролей преимущественно делал Гитлер, а мужских — Ева Браун. Никто не давал себе труда подняться в разговоре над пошлым обывательским уровнем и, к примеру, обсудить новые режиссерские приемы. Впрочем, и подбор фильмов — сплошь развлекательной продукции — не располагал к этому... Потом, уже во время войны, Гитлер отказался от вечерних сеансов, поскольку решил лишить себя любимого развлечения, по его словам, «из сочувствия к солдатам, которые терпят лишения на фронте». Вместо фильмов теперь по вечерам крутили пластинки... Гитлер для начала заказывал бравурные отрывки из вагнеровских опер, после чего прямиком переходил к оперетте... Гитлер почитал для себя делом чести угадывать певиц и радовался, когда — как часто бывало — правильно называл имя (любимыми опереттами фюрера, как сообщает Шпеер, были «Летучая мышь» и «Веселая вдова». В Берлине он также часто посещал варьете «Зимний сад». — Б. С.).

Чтобы как-то оживить эти весьма пресные вечера, подавали шампанское, после завоевания Франции — трофейное, весьма дешевых сортов, так как лучшие сорта расхватали Геринг и его фельдмаршалы. Начиная с часу ночи многим, несмотря на выдержку, не удавалось скрыть зевоту. Тем не менее в этой пустой и утомительной монотонности вечер продолжался еще добрый час, покуда наконец Ева Браун, обменявшись с Гитлером несколькими словами, не получала разрешения удалиться в верхние покои. Сам Гитлер вставал, чтобы откланяться, лишь минут пятнадцать спустя. За этими поистине удручающими часами для обретших свободу гостей нередко следовала развеселая пирушка с коньяком и шампанским. Под утро мы расходились по домам, смертельно усталые от безделья...

При визитах старых партийных товарищей дозволялось присутствовать и Еве Браун. Но когда к обеду являлись столпы Рейха, например министры, ее за стол не допускали. Даже когда приезжал Геринг с женой, Ева отсиживалась у себя в комнате. Гитлер явно считал Еву приемлемой в обществе лишь с оговорками. Порой я составлял ей компанию в этой ссылке в комнате подле спальни Гитлера. Сама Ева была до того запугана, что не решалась даже выйти из дому прогуляться. «А вдруг я наткнусь в коридоре на Герингов?!»

Гитлер вообще мало считался с ее присутствием. Он мог бесцеремонно рассуждать при ней о своем отношении к женщинам. «Люди высокого ума должны жениться на глупых и примитивных женщинах. Представьте себе только — вот будь у меня жена, которая лезет ко мне с рассуждениями, когда я работаю! А в свободное время я не желаю, чтоб меня тревожили... Я никогда бы не смог жениться. Будь у меня дети — это ведь столько проблем! Под конец они наверняка захотят сделать моего сына моим преемником!.. У человека, подобного мне, нет ни малейших шансов заиметь толкового сына. В подобных случаях это уже стало правилом. Возьмите хоть сына Гёте — никуда не годный человек. Женщины на меня вешаются, потому что я холост. Это играло особенно большую роль в боевые времена. Все равно как у киноартиста. Стоит ему жениться, он теряет нечто в глазах обожающих его женщин — он уже больше не прежний идол для них».

Он полагал, будто имеет в глазах женщин эротически притягательную силу, впрочем, и здесь был исполнен недоверия. Ему же неизвестно, кого предпочитает в нем женщина — то ли «рейхсканцлера», то ли «Адольфа Гитлера», а уж женщин с интеллектом, по его не слишком галантному замечанию, он подле себя терпеть не намерен. Произнося такие речи, Гитлер явно не сознавал, насколько оскорбительны они для присутствующих женщин. Впрочем, Гитлер также мог изображать из себя заботливого отца семейства. Как-то раз, когда Ева Браун бегала на лыжах и опоздала к чаю, он не мог скрыть своей тревоги, то и дело поглядывая на часы и явно опасаясь, как бы с ней чего не случилось».

Должен сказать, что, будучи революционером в политике, в частной жизни Гитлер был вполне классическим бюргером, а от его застолий в «ближнем кругу» веет застойной скукой. Впрочем, многие ли люди на свете, в том числе и выдающиеся, ярко блистают в частной жизни, умеют сделать быт если не феерическим, то хотя бы просто нескучным.

Для себя, как выдающейся личности, Гитлер считал брак ненужным институтом. В ставке «Вольфшанце» 26 января 1942 года он признавался: «Самое плохое в браке то, что он создает юридические права. Лучше уж содержать любовницу». А 11 марта 1942 года заявил: «Мир мужчины значительно больше мира женщины... Мир женщины — это мужчина. Обо всем остальном она думает лишь время от времени... Женщина может любить глубже, чем мужчина. Об интеллекте у женщины и речи быть не может». И еще, как признавался фюрер, женщины, размышляющие о вопросах бытия, действуют ему на нервы. Кстати сказать, подарки от влюбленных в него женщин в первой половине 20-х годов фюрер с успехом использовал для пополнения партийной кассы.

Также фюрер не хотел иметь детей. И не только потому, что дети доставляли бы ему лишние хлопоты и отвлекали бы от важнейших государственных дел. Гитлер всерьез опасался, что если у него будет сын, то его окружение сделает его преемником власти в государстве после смерти отца и тем самым де-факто восстановит в Рейхе монархию. Гитлер считал, что преемственность власти должна быть обеспечена тем, что либо он сам назначит себе преемника (как и произошло в действительности), либо нового фюрера изберут высшие руководители партии и государства. Шпеер утверждал: «Я часто задавал себе вопрос, испытывал ли Гитлер что-нибудь похожее на любовь к детям... Встречаясь с детьми... он пытался уделять им внимание, как добрый и снисходительный отец, хотя и не выглядел при этом убедительно. Он не умел найти в общении с ними верный тон и после нескольких благосклонных слов переходил к другим делам. Дети для него были молодой сменой, новым поколением. Он больше радовался их внешнему виду (белокурые, голубоглазые), их сложению (здоровые, крепкие) или их уму (смышленые, толковые), чем тому, что было в них истинно детского».