Книга Институтки. Тайны жизни воспитанниц - Надежда Лухманова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Совсем? – переспросила девушка и рассмеялась; в ее тихом детском смехе было столько радости, что, глядя на нее, улыбался и офицер.
– Ну да, совсем… Он вам прислал… – офицер торопливо обернулся и взял с окна бонбоньерку[101], завернутую в тонкую атласную бумагу, и большой букет белых роз в венке незабудок.
– Это мне? – с недоверчивым восторгом обратилась девушка к офицеру.
– Да, конечно, Андрюша поручил мне…
Лицо девочки сияло; не дотрагиваясь до конфет, она взяла букет в правую руку, но он был велик, и она прижала его к груди.
– Подержите baby! – она протянула молодому человеку свою куклу и тогда, взяв букет в обе руки, поднесла его к лицу и поцеловала в самую середину. Это были первые в ее жизни поднесенные ей цветы, первый настоящий букет, который притом дарил молодой, красивый офицер.
Поцеловав цветы, она подняла голову и, взглянув на молодого человека, который стоял перед нею с конфетами в одной руке и с куклой в другой, снова рассмеялась. На этот раз рассмеялся и офицер, и точно какая-то преграда, стоявшая между ними, рухнула.
– Вы мне позволите положить вашего baby и конфеты на рояль?
Франк кивнула головой.
– Только осторожно.
Затем они сели на скамейку и начали болтать, как старые знакомые.
– Вы знаете, я здесь всех обманул, чтобы добраться до вас, впрочем, меня научил Андрюша.
– А как вы обманули?
– Я сказал швейцару, начальнице вашей, двум почтенным особам в синем и одной тоненькой барышне в сером…
– Это стрекоза.
– Как?
– Это пепиньерка, они, видите, в сером и очень тянутся, это у них мода – быть тоненькими, пелериночки у них широкие, вот их и зовут «стрекозами».
– А! Так вот всем этим особам я сказал, что я ваш двоюродный брат и приехал из Одессы, чтобы только повидаться с вами.
– Это хорошо, а то, пожалуй, вас не допустили бы, ведь сегодня последний день каникул, завтра, двадцатого, начало классов. А я, как только узнала, что меня в приемной ждет офицер, была уверена, что это Андрюша, и так бежала, что меня никто не мог бы удержать. Ах, как я обрадовалась!
– А потом разочаровались?
– Да, конечно, я чуть не заплакала, как вы повернулись ко мне… Только вот эти цветы… – Девочка снова с нежной лаской поднесла цветы к лицу. Они до того нравились ей, что хотелось гладить их, целовать, но теперь было стыдно.
– Надежда Александровна…
– Ах, как смешно!
– Что смешно?
– А вот вы меня так назвали, это тоже первый раз в жизни!
– Что значит «тоже»?
– А цветы мне подарили в первый раз. И так назвали…
– Как же я могу вас звать?
– Как? Mademoiselle Франк!
– Мне так не нравится.
– А как вас зовут?
– Евгений Михайлович.
– Евгений, Eugene, это красиво, мне нравится. Так вы завтра в полк? Поцелуйте за меня Андрюшу, тысячу раз поцелуйте, скажите ему, что я его жду и Люда ждет его. Она молчит, но я знаю, что она страшно ждет его.
– Кто это – Люда?
– Это моя подруга. Ах, какая она душка; если бы вы ее видели, вы бы тоже начали ее обожать, только нельзя, она «бегает» за Андрюшей, и я просила его жениться на ней; жаль, она дежурит у кофулек, я не могу ее вызвать к вам. Я бы показала вам и Eugenie, вот прелесть!
– Это тоже ваша подруга?
– Ах нет, это белая кошка Петровой и Евграфовой, но какая милая. Когда же вы приедете снова в Петербург?
– Я буду здесь к весне, то есть как раз к вашему выпуску.
– Да? Вот это хорошо! Приезжайте прямо в церковь, мы все будем в белом, батюшка прочтет проповедь, и мы будем плакать. Очень, очень интересно видеть выпуск!
Дверь приемной скрипнула, и в комнату крадучись пролезла m-lle Нот.
– Пора, ma chere[102], идти обратно в сад. Maman позволила принять вашего брата только на полчаса. Вы знаете, что сегодня не приемный день.
Франк встала.
– Прощайте, «cousin Eugene»[103]! – и она лукаво поглядела на молодого человека.
– Прощайте, кузиночка, – отвечал он, улыбаясь.
– Смотрите, не забудьте десять тысяч раз поцеловать за меня Андрюшу.
– Вот ваши конфеты, вот baby – в целости и сохранности.
Передавая бонбоньерку и куклу, он подошел ближе к девочке и сказал ей тихо:
– Я уезжаю надолго, подарите мне на память цветок из вашего букета.
– Цветок? Хорошо! – девушка вынула из букета несколько незабудок и одну розу из середины, без всякого кокетства, забыв, что именно эту розу она в восторге поцеловала, затем быстро сдернула с кончика косы маленький синий бантик и этой лентой связала крошечный букет.
Группа воспитанниц института готовится к выступлению на празднике. 1900-е гг.
«Есть предметы, на которые у всех может быть только один взгляд, один и абсолютный, это на все, что касается чести и нравственности; в этих случаях не торгуйтесь с собой, не спрашивайте ничьего мнения; прямо спросите свою совесть – честно это или нет? И каждая из вас найдет в себе ответ»
(Надежда Лухманова)
– Смотрите, когда он завянет, высушите его в книге или в толстой тетрадке, но не бросайте: говорят, нехорошо бросать или жечь подаренные цветы.
Офицер наклонился взять цветы и поцеловал маленькую ручку, державшую их.
Надя Франк вспыхнула и невольным движением отдернула руки. И это тоже было в первый раз; все личико ее покрылось краской…
* * *
В дортуаре первого класса на ночном шкафике Франк в большой грубой кружке из-под квасу стояли остатки прелестного букета: пять-шесть распустившихся роз и пучок незабудок, остальные цветы были розданы подругам. Ложась спать, Франк не болтала ни с кем, не шла ни к кому в гости «на кровать»: она на коленях молилась дольше обыкновенного перед своим образком, прикрепленным к кровати. Минуту она постояла перед цветами, и личико ее было грустно и бледно, как будто она предчувствовала, что в жизни цветы и тернии встречаются одинаково часто. Затем она по привычке легла на правый бок, положила под щеку правую руку и заснула. Сладкий аромат разносился над ее головой, ей снился офицер и сурово спрашивал сравнительную хронологию семнадцатого века, которую она не знала…