Книга В сибирских лагерях. Воспоминания немецкого пленного. 1945-1946 - Хорст Герлах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Радость оттого, что я вернулся, была огромной. Последний раз наша семья собиралась вместе в 1944 году. После этого нас разбросало по всей Германии, России и Польше. Мы все утро рассказывали друг другу о последних событиях своей жизни, а потом я сел на поезд и поехал к другому своему дяде, жившему в двадцати пяти километрах отсюда. Перегруженный поезд прибыл на станцию около трех часов дня. Мне рассказали, что дядя теперь жил в бывшем монастыре, территорию которого сейчас отдали под государственную ферму, а какой-то фермер арендовал здесь тысячу акров земли.
Дядя Нойфельдт уехал в те страшные январские дни 1945 года. Шестнадцать лошадей и несколько груженых телег перевезли его семью, а также семьи работавших на него людей. Они чудом избежали русского плена, перейдя по льду Вислу, так как мосты были забиты другими убегавшими людьми. После нескольких месяцев утомительных скитаний они наконец остановились здесь – в Нижней Саксонии.
Живя в Западной Германии, мне пришлось приспосабливаться к новым условиям. Я научился есть мясо ножом и вилкой, а также снимать шляпу в знак приветствия перед важными людьми. У меня изменились некоторые взгляды на жизнь, и я стал вести себя так, как ведут себя люди в цивилизованном обществе. Для сравнения: на Востоке жизнь текла на одинаковом для всех уровне.
Все было легко и просто до тех пор, пока я находился на Западе временно. Но для того, чтобы остаться дольше, а именно это входило в мои планы, требовалось специальное разрешение.
В те дни Германия была наводнена беженцами и возвращающимися из плена. На въезде в каждую деревню стоял знак, возвещавший о том, что никто не может поселиться там без разрешения. В большинстве деревень население удвоилось с тех пор, как закончилась война. Люди, потерявшие дома в городе во время бомбежек, двинулись за пределы города. Другие стали уезжать в деревни, когда осознали, что вне города прокормиться легче. Многие и многие пострадавшие стекались в деревни.
Дядя подыскал мне ферму, где я мог работать и жить. Так как я был один, мне найти работу было проще, чем человеку, имевшему семью. Подходящее место оказалось в соседней деревне. Только после того, как я заверил хозяина, что в состоянии справиться с самой трудной работой, он взял меня. У него имелось около сорока пяти акров земли, часть которой была отдана под пахоту, а остальные – под пастбище и лес.
Работа оказалась не из легких. У нас было две лошади и бык, чтобы пахать и возить телеги, и мы работали не покладая рук, соревнуясь с нашими соседями.
Один из моих двоюродных братьев в зимние месяцы учился в сельскохозяйственной школе уже в течение двух лет. Дядя с тетей интересовались, собираюсь ли я продолжить свое образование. Они очень хотели, чтобы я стал управляющим и занял более выгодное социальное положение. Вначале я не очень беспокоился по поводу продолжения учебы, но в конце концов приступил к учебе в середине зимы 1947/48 года.
Мне пришлось нелегко в ту пору. Я вставал в 5.30 утра, чистил стойла коров и лошадей, а потом наспех завтракал. Потом быстро переодевался, бежал на автобус и к 8.30 приезжал в школу. Занятия начинались в 8.00 и длились до 1.00 дня. К 2.00 я обычно возвращался домой. Я обедал, как всегда впопыхах, и мчался на работу. Вечером после 7.00 делал уроки и ложился спать. С ноября по март моя жизнь шла в таком режиме.
Летом я зарабатывал от 8 до 12 долларов в месяц. В зимние месяцы, работая только половину дня, я работал за жилье и еду. В воскресенье я мог заняться своими делами, накопившимися за неделю, но это время пролетало очень быстро. Весной я сдал экзамен и теперь должен был ехать работать на другую ферму на два года в качестве ученика хозяина фермы. Мы с дядей стали подыскивать подходящее место и наконец подобрали одно, в соседней деревне. Весной 1948 года я отправился туда.
У моего нового хозяина работали четыре постоянных работника, а также в дневное время от двенадцати до четырнадцати женщин приходили на подработку. Сто десять акров земли принадлежало ферме. Там было шесть лошадей, один трактор и двадцать пять коров. Хозяин имел несколько лесных участков, а также на его земле выращивали пшеницу, овес, картофель, сахарную свеклу и другие овощи.
Сначала меня определили в конюшню, где находились самые необъезженные лошади. Однажды они разбежались по полю и поломали бороны, а когда вернулись, почти все они хромали и были покалечены. Эта ситуация доставила мне массу хлопот. Я чувствовал себя виноватым в случившемся. Вообще я часто допускал ошибки и видел, что хозяину иногда не нравится все это, но я ничего не мог поделать. Он учил меня водить трактор, и поначалу я не сомневался, что никогда не смогу стать водителем. Но со временем я освоил и эту непростую для меня профессию.
Мама приехала на Запад весной, как раз в то время, когда я переехал на новую ферму. Нет слов, чтобы передать, как я был счастлив встрече с ней. Но, находясь так долго вдали от дома, у меня притупились чувства, и я не мог адекватно выразить то, что накопилось у меня на душе. Маму сильно встревожила такая холодность, но шрамы, оставленные на сердце в концентрационном лагере, еще болели. Наши души так зачерствели, что не было сил на эмоции, даже по отношению к самым любимым людям. Пережитые страдания нанесли нам страшный урон, поломав наши умы, здоровье и души. Мы словно стали роботами и никак не могли вернуться к прежней жизни.
Находясь на грани отчаяния в России, я обращался к Богу. Я обещал вечно служить ему, если он избавит меня от этого несчастья. Но, по правде говоря, когда вернулся, то так углубился в работу, что позабыл все обещания, данные раньше. Главной моей целью сейчас было добиться самых больших высот в своей работе и взобраться на самую высшую ступень общества.
Сдав государственный экзамен, я работал на трех разных фермах, теперь уже в должности управляющего. Говорили, что в Европе люди работают, чтобы жить, но немцы живут, чтобы работать. Этот вывод я сделал из своих личных наблюдений.
То, как некоторые тратили свои деньги, было для меня непонятно. Я не мог потратить двадцать пять долларов, заработанных за месяц, на выпивку, а один из моих хозяев именно так и поступал.
На одной ферме мой хозяин разрешил мне ездить верхом на лошади, когда будет нужно. Я вступил в клуб верховой езды и очень любил проводить там время. За тот недолгий период, что я находился в клубе, я приобрел хорошую практику в верховой езде и даже участвовал в соревнованиях и занял шестнадцатое место, чем очень гордился.
Начиная с 1944 года и моего возвращения на родину у меня не было отпуска. Я на самом деле не знал, где и как проводят свободное время. Мама жила в очень плохих условиях в пятнадцати километрах от места, где я работал. Мне не хотелось еще больше усугублять ее положение. Но однажды, когда я приехал к ней в воскресенье, она показала мне письмо, в котором меня в числе других молодых людей округа приглашали на собрание молодых христиан, проходившее где-то поблизости от Гамбурга. Так как мне некуда было поехать, мы решили, что мне стоит отправиться туда. Этот сбор планировалось провести где-то между Рождеством и 1 января, и посвящался он обсуждению отступления нашей армии. Дни, проведенные там, прошли в бурных обсуждениях. Нам даже читали лекции по этому поводу. Я слушал с огромнейшим интересом. По окончании лекций я понял, что отступление было мудрым поступком.
