Книга О старых людях, о том, что проходит мимо - Луи Куперус

– Что это ты тут делаешь?

Голос Антона заставил ее встрепенуться, книга выскользнула из рук.

– Опять что-то вынюхиваешь! – сказал он грубо.

– Могу же я немножко посмотреть… – пробормотала Стефания. – Я ведь не делаю ничего, что не положено! – защищалась она.

Антон поднял с пола альбом и резким движением забросил его за ряд латинских книг. Но потом, успокоившись, усмехнулся и спросил, пристально глядя ей в глаза:

– И что же ты увидела?

– Ничего, ничего, – сказала она, заикаясь. – Я только-только взяла альбом в руки… ты меня так напугал. Я ничего не… ничего не видела… Ты наконец готов, тогда пошли…

В застегнутом на все пуговицы пальто он шел следом за семенящей старушкой, презрительно посмеиваясь над ней – как много она потеряла! – а если что-нибудь и успела рассмотреть, то как, наверное, испугалась.

«Он настоящий черт! – думала она в страхе. – Он черт!»

Когда бы не его, пусть и греховные, деньжата, которых будет так жалко, если он не оставит их Ине… я бы перестала с ним общаться, я бы не пожелала с ним больше видеться. Потому что он совсем не такой, как положено…

II

Ина д’Эрбур ждала их в скромном маленьком доме, где жили ее дети, Фритс и Лили Ван Вейли; Фритс – молоденький офицер, Лили – улыбчивая молодая мать, уже смело начавшая вставать с постели после родов; здесь же были двое малышей – Стефик и Антуанетта, которой еще не исполнилось и месяца, а также нянька-повитуха, толстая и важная, и еще служанка – одна на все случаи жизни, – занимавшаяся Стефиком; после второго завтрака со стола еще не было убрано; здесь царила кутерьма молодой жизни: один ребенок горланил, другой верещал, толстая нянька их усмиряла, а служанка, у которой подгорело молоко, проветривала комнату, а Ина кричала ей:

– Яншье, какой ты устроила сквозняк! Закрой, закрой окно, вон уже идут дядюшка с тетушкой…

И Яншье, знавшая, что это крестные малышей, побежала открывать им дверь, вообще забыв о молоке и об открытом окне, так что пожилых гостей встретил поток холодного воздуха, и тетушка Стефания, уже измученная дымом от трубки Антона, еще больше раскашлялась и забормотала:

– Совсем не как положено, такой сквозняк, такой сквозняк…

В маленькой гостиной печка, плохо затопленная служанкой, погасла, так что Лили с Фритсем, чтобы угодить старикам, провели их в столовую, где Яншье принялась поспешно убирать со стола, при этом уронила тарелку, тарелка разбилась, Яншье вскрикнула, Лили принялась ее упрекать, а Ина бросила отчаянный взгляд на своего зятя Фритса. Да, эту неаккуратность Лили унаследовала не от нее, потому что она, Ина, была вся в свою мать из рода Эйсселмонде, а те были людьми comme il faut, неаккуратность досталась Лили от Дерксов. Но теперь Фритс наконец-то понял, что должен проявлять к дядюшке Антону почтительность, хотя терпеть его не мог, и Лили, которую дядюшка при встрече всегда целовал долгим поцелуем, хоть испытывала к нему омерзение, но тоже всячески его обхаживала, потому что так велела мать. Выйдя замуж за своего Фритса по любви, не задумавшись, на что они будут жить, она скоро поняла, что деньги – дело нешуточное и что получить хоть какое-то наследство они могут только от тетушки Стефании и дядюшка Антона. Старик, которого сестра притащила сюда против его воли, после поцелуя Лили пришел в хорошее расположение духа и теперь сидел, положив на колени сжатые в кулаки руки, и радостно кивал, глядя на орущую малышку, которую показывала нянька. И хотя он завидовал людям молодым и здоровым, зависть казалась ему приятным чувством, и смотреть на людей молодых и здоровых было приятно; он размышлял о том, что Фритс, этот подтянутый офицерик, юноша с перчинкой – хороший партнер для своей женушки. Он понимающе кивнул Лили, затем Фритсу, а Лили с Фритсем простодушно улыбнулись в ответ. Они его не поняли, но какое это имеет значение: он видел их насквозь, видел, что они, хоть и родили уже двоих детей, влюблены друг в друга и не отказались бы от его денежек; что ж, они по-своему правы, только вот очень уж мамаша у Лили противная: после того как д'Эрбур вызволил Антона из неприятностей с дочерью прачки, Ина обходилась с ним приветливо-снисходительно, как влиятельная племянница, спасшая своего неосмотрительного дядю от позора. Антон улыбнулся, видя все эти наивные козни насквозь, и усмехнулся про себя при мысли об их бесполезности, ведь он в любом случае не напишет завещание в их пользу. Но надо быть осторожным, чтобы ни Стефания, ни кто-либо другой об этом не догадались; и он прикидывался, будто радуется ласковым словам в свой адрес и рюмочке ликера, которую поставил перед ним Фритс, помогший ему снять пальто – ведь здесь он уже не замерзает, не так ли? Эта комедия казалась Антону забавной, и он смеялся радостно и весело, с выражением милого доброго дядюшки, с нежностью относящегося к детям, а про себя думал: «Не дождетесь от меня ни гроша!»

Эта мысль доставляла ему столько искреннего удовольствия, что он одарил толстуху-няньку монетой в два с половиной гульдена. Все они – Стефания, Ина и молодая парочка – ошибались, глядя на добродушного и щедрого дядюшку: думали, что уже поймали его на крючок, а он, видевший родственничков насквозь, не мешал им заблуждаться.

«Какого черта, мне вовсе нет дела до этой молодой парочки, – размышлял он, постепенно мрачнея, – неужели им мало собственной молодости и собственных молодых здоровых тел, какого черта они метят на мои пару тысяч гульденов? И при чем здесь эта малявка, которую в мою честь назвали Антуанеттой?»

Антон терпеть не мог новорожденных, хотя детишки чуть постарше ему порой очень-очень нравились… У него помутилось в глазах, но он овладел собой и справился с приступом тоски и с грязными мыслями и снова изобразил из себя добродушного крестного отца, дядюшку, который собирается завещать все свое состояние этой крохе.

– А вчера приехали дядя Даан и тетя Флор, – сказала Ина д'Эрбур с едва сдерживаемым вздохом: она стеснялась своей родни из Ост-Индии. – Мы собирались к ним сегодня съездить все вместе, не правда ли, тетушка Стефания?

«Так ей не придется платить за экипаж», – подумал Антон Деркс.

– Да, – сказала Лили, – мы потихоньку уже начнем собираться, вы не возражаете, дядюшка?

– Конечно нет, детка.

– Фритс подойдет туда попозже, после казармы, да, Фритс? Так что я пошла переодеваться. Дядюшка Антон, как мило с вашей стороны, что вы пришли посмотреть на нашу малышку. Я уже отчаялась вас дождаться, хотя вы мне давно обещали…

– Вот видишь, деточка, дядя всегда держит слово…

Он сказал это, якобы растроганный, и привлек ее к себе, будто бы расчувствовавшись от встречи, и снова поцеловал долгим поцелуем. Она внутренне содрогнулась и поспешила прочь. В коридоре столкнулась с мужем, пристегивавшим саблю.

– Зачем ты позволяешь этой старой свинье себя целовать? – прошипел Фритс в бешенстве.

– А что я могу сделать? Мне он самой отвратителен…

Фритс ушел, с силой хлопнув дверью и подумав, что его молодое счастье уже лишилось чистоты, оттого что нехватка денег толкает на низости. В гостиной, в ожидании Лили, остались сидеть Ина, дядюшка и тетушка.