Книга Дочь Господня - Татьяна Устименко

– А то ж! – довольно осклабилось чумазое лицо подруги. – Причем, учти, я не извращенец Санта-Клаус, я подарки и без чтения стишка раздаю! Держи! – она ловко выхватила из рюкзака какой-то громоздкий предмет и перебросила в мои руки.

Я подхватила подарок на лету. «О, просто замечательно! – я хмыкнула. – Можно было догадаться, что валькирия и шагу не ступит без своих любимых игрушек!» Я закинула на плечо ремень УЗИ, шестидесяти четырехзарядного пистолета-пулемета израильского производства, и почувствовала себя увереннее. УЗИ – серьезная штука, у меня сразу плечо перекосило. И как Оливия эту тяжесть на себе регулярно таскает, ума не приложу.

– Лив, – хохотнула я, – у тебя там, случаем, танка нет?

– Нет, – невнятно просипела подруга, вешая на шею сразу два автомата фирмы «Хеклер-и-Кох» и отбрасывая опустевший рюкзак. – Наш нерасторопный отец-настоятель их не закупил, и как оказалось – зря!

Среди застилающих двор клубов дыма и пламени метались какие-то темные фигуры. Я не целясь пальнула в них пару раз на всякий случай, прекрасно понимая, что если это стригои, а в обойме УЗИ находятся обычные патроны вместо освященных, то ничего кровососам не сделается. У меня за спиной ангелица что есть мочи лупила из автомата, по-моему, как это ни парадоксально прозвучит, от души наслаждаясь происходящей бойней. Богиня войны наконец-то очутилась в своей стихии.

Позволив валькирии прикрывать меня с тылу, я на минутку опустила узкое оружейное дуло, всегда напоминавшее мне клюв хищной птицы, и прищурила слезящиеся от дыма глаза. Так, вон то большое темное пятно прямо перед нами, от которого еще долетают редкие звуки выстрелов, – учебный корпус. За спиной у нас – спальный блок экзорцистов. Догорающие справа руины – обиталище ангелов, ставшее одной огромной братской могилой. Значит, по левую руку от меня скрывается во мраке не вызвавший интереса стригоев хозяйственный флигель со злополучной поварней и комнатками немногочисленных ангелиц. А еще – с тем самым искомым подвальчиком, где обитает Ариэлла – «умывальников начальник и мочалок командир», сама до недавнего времени чем-то напоминавшая старую мочалку. Да простят меня Натаниэль и поэт Самуил Маршак.

– Туда, – я хлопнула по плечу не на шутку увлекшуюся перестрелкой Оливию, – отступаем по направлению к подвалу.

– Вот уроды! – рявкнула ангелица, швыряя на землю опустевший рожок и спешно перезаряжая оружие. – Да их тут не меньше сотни!

– Потом посчитаем и посчитаемся, – пообещала я, увлекая рвущуюся в бой подругу к маленькой незаметной двери, через которую обычно вносили и выносили корзины с бельем. – Вот найдем Натаниэля и решим, что нам делать дальше.

Пропихнув Оливию вперед себя, я едва успела сделать несколько шагов вглубь прохода, настороженно ступая по истертым за столетия каменным ступеням, как вдруг близкий взрыв, сотрясший стены флигеля, внезапно поднял нас вверх и резко бросил на пол коридора. Комья земли и острые обломки кирпичей щедро застучали по спинам, в голове зазвенело. «Две контузии в течение одного часа – это, пожалуй, уже перебор!» – вяло подумала я, медленно переводя себя в сидячее положение и выплевывая набившуюся в рот грязь. Рядом премерзко ругалась Оливия, осторожно ощупывая разбитый нос.

– Ты в порядке? – теперь наступила моя очередь интересоваться состоянием подруги.

– Ерунда, до свадьбы заживет! – вынесла вердикт валькирия, прижимая к переносице холодное лезвие ножа. – Очевидно, какая-то скотина заметила, как мы юркнули в эту дверцу, и метнула гранату нам вслед.

– Коридор позади нас обвалился, – я оценила нанесенный взрывом ущерб и поднялась на ноги. – Так что в ближайшее время преследовать нас не станут, а это, наверное, стоит твоего травмированного носа.

Оливия посмотрела на меня как-то не очень доброжелательно. Вот уж никогда бы не подумала, что наша валькирия так яро радеет о своем внешнем виде!

Минут пять мы петляли извилистыми проходами, освещая дорогу карманными фонариками и пытаясь разобраться в нагромождении каменных блоков, заваливших и без того узкие переходы. Наконец, миновав несколько дверей, Оливия, гораздо лучше меня знавшая планировку этого корпуса, вывела нас к довольно неприметной дверке, окованной внушительными поржавевшими железными полосами.

– Здесь! – валькирия решительно направила указательный палец в сторону мощной створки. – Личная комната Ариэллы.

Я корректно постучала.

Из-за двери не доносилось ни звука.

– Нат, хватит дурить, открывай! – сердито рявкнула ангелица, сильно гнусавя в разбитый нос.

– Сова открывай, медведь пришел! – шутливо поддержала я с аристократичным прононсом, образовавшимся по причине пыли, набившейся везде куда можно и куда нельзя. Я конечно же отдавала себе отчет в неуместности подобных шуточек, но предпочла выкрикнуть что-то нейтральное, путь и мало подходящее к нынешней плачевной ситуации – опасаясь напугать чувствительную Ариэллу.

Но, увы, никто ни кинулся открывать запертую изнутри дверь. Очевидно, наши доводы показались весьма неубедительными для забаррикадировавшихся в комнате влюбленных. Мы с Оливией растерянно переглянулись.

– Какого черта! – недовольно буркнула валькирия, пиная дверь ногой. Упоминание нечистого ее уже ничуть не коробило.

Как выяснилось тут же, дверь лишь внешне выглядела прочной, на деле она оказалась прогнившей насквозь. Трухлявые доски не выдержали напора атлетически сложенной девицы, с первого же удара бесславно уступив грубой силе.

– Что и следовало доказать! – самодовольно провозгласила Оливия, делая шаг в освободившийся проход. Я последовала за ней.

Внезапно в наши лица буквально врезалось непроницаемое облако, состоящее из каких-то белых, непереносимо вонючих крупинок, заставляющих чихать и кашлять, а затем на мою многострадальную макушку обрушился чудовищный удар, снова переводя меня в лежачее положение…

Помнится, однажды наш хулиганистый Уриэль весьма аргументированно, хотя излишне многословно излагал восхищенным молодым ангелам, что женщины практически ничем не отличаются от собак. Точно так же безоговорочно преданы своему хозяину, так же, как и брехливые шавки, часто лают по пустякам и так же хорошо выполняют команду «лежать». Может быть, эти циничные высказывания все-таки оказались не лишены некоторой доли здравого смысла, а?

Конрад Майер задумчиво поскреб широкую, обильно заросшую черными волосами грудь, поставил на компьютерный стол початую банку пива «Бавария», пару секунд поколебался, но все-таки нажал кнопку включения системного блока. Фривольно, как хорошей знакомой, подмигнул изображению аппетитной блондинки на мониторе и, справедливо рассудив, что все ресурсы компьютера продолжат загружаться еще некоторое время, отправился на кухню, предусмотрительно прихватив с собой недопитое пиво. Проходя через коридор, он не удержался, чтобы не полюбоваться в большом настенном зеркале своей поджарой фигурой, для пущего эффекта немного втягивая живот и напрягая бицепсы и трицепсы. Но, нужно признать, втягивать-то по большому счету было нечего. Вредная привычка, заключавшаяся в частом и бессистемном употреблении пенистого хмельного напитка, полностью искупалась регулярными походами в спортзал и ежедневными утренними пробежками. «Ну, почти ежедневными!» – не стал лукавить господин Майер, поглаживая свежевыбритую голову. Отрастить волосы Конрад пытался уже неоднократно, но каждый раз, с отвращением глядя на жесткую щетку, криво расползающуюся по вискам и затылку, плевался в сердцах, вновь обриваясь до стерильной гладкости бильярдного шара. Впрочем, отсутствие волос не только придавало ему некую инфернальную загадочность, весьма броскую на фоне нынешнего повального увлечения длинными шевелюрами, но и, по фанатичным заверениям прекрасной половины человечества, выгодно подчеркивало красоту его мужественного лица. «А лицо – да, не подкачало! – Конрад довольно крякнул, рассматривая в зеркале свои высокие скулы, твердый подбородок, нос красивого очерка и мягкие карие глаза, опушенные длинными черными ресницами. – Вот так-то, господин рыцарь!» – после чего он саркастично оттянул резинку атласных спортивных трусов, отпустил ее, позволив звонко щелкнуть по рельефному прессу, и важно прошествовал в святая святых своей римской квартиры – вместительный пищеблок, плотно заставленный разнообразной бытовой техникой. Конрад уважал комфорт.