Книга Мальчики для девочек, девочки для мальчиков - Уильям Сароян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет как нет, – сказала женщина. – Похоже, я попалась. Залетела по полной.
– Так тебе и надо.
Отвечать на письма оказалось неожиданно трудно. Все они представлялись никчемными, бессмысленными и жалкими – такими же, какой ему давно уже виделась вся литература. К письменному столу было тошно даже приближаться.
О чем писать? Зачем?
Неважно, письмо ли, стихотворение, рассказ или пьесу.
Да, туго. Туговато идет. Никогда ведь не знаешь и половины того, что нужно. А того, что знаешь, и половины не рассказать. Где-то на середине пути я сбился. Потерял удачу. Главное, и об этом ведь рассказать не смогу, даже половины. Даже малую толику честно рассказать и то не получится. Не выходит ничего толком, и все тут. Жизнь всегда интереснее, чем у меня когда-либо получалось о ней рассказывать. И всегда ужаснее, чем у меня это получалось. Что-то я такое утратил. И не хотел терять, а все равно потерял. Хочешь не хочешь, терять приходится всем. Это уж такое дело – все, что тебе дается, дается только для того, чтобы ты это потерял.
Я скажу, чего я хотел. Хотя… даже этого я, пожалуй что, не сумею честно высказать. Хотел-то многого, но без утайки рассказать – увы – не получится. То, чего я хотел, сплелось воедино с тем, чего не хотел, и скоро я вообще не смогу отличить одно от другого. Нельзя сказать, чтоб я хотел прямо все сразу, однако я хотел чего-то такого, что очень на это смахивает. И никогда я не смогу взять в толк, как рассказать о том, чего же я все-таки хотел. Была у меня такая идея, чтоб все это вместить в себя, что если в это поверишь, досконально поймешь, истово примешь, то что-то получится, но объяснить это я не могу.
Среди корреспонденции писателю попалось пись мо от его адвоката, сообщавшего, что пора платить очередной взнос подоходного налога – боже мой, почти две тысячи долларов! Он выписал чек, вложил в конверт с адресом и выкинул это из головы. Но теперь у него осталось уже меньше четырех тысяч.
Ага, вот еще письмо – от какого-то деятеля из Оклахомы, составляющего хрестоматию короткого рассказа для студентов колледжа. Он просит разрешения перепечатать рассказ «Дядька с красным носом» и хочет, чтобы автор сопроводил его кратким предисловием, из которого студенты узнали бы о том, как ему пришла в голову идея этого рассказа.
«Это было вечером, десять лет назад, когда я был в Техасе, в городе Сан-Антонио, – написал он. – Я ждал, когда автомеханик разберется, почему у моей машины перегревается двигатель. Сидел в кафешке через улицу от мастерской. Вошел какой-то человек, заказал кофе и две пышки безо всего. В дальнем конце помещения два мальчика и две девочки кидали монетки в проигрыватель-автомат и танцевали. Та же официантка, которая принесла мне чашку черного кофе, принесла и новому посетителю его кофе с пышками, но ему она принесла кофе с молоком, и тот человек сказал ей, что просит прощения, но он забыл сказать: он хотел черного кофе – и не будет ли она так добра, не заменит ли кофе на черный? Официантка сказала, что ей придется взять с него деньги и за первую чашку, на что тот сказал, ладно, пускай. Нос у этого человека не был красным, он вообще никаким цветом не выделялся. В том кафе ни у кого не было красного носа. Да я и вообще за много лет ни разу не видел человека, у которого нос был бы красным. Возможно, я и вовсе никогда не видел ни одного человека, у которого был бы красный нос, за исключением разве что клоуна в цирке. Из кармана пиджака я вынул листок бумаги и написал на нем: Написать рассказ под названием „Дядька с красным носом“. Через три месяца, наткнувшись на этот листок среди всякого другого бумажного сора, я сел (это было уже в Сан-Франциско) и написал „Дядьку с красным носом“. Только не спрашивайте меня, почему я не назвал рассказ „Дядька с черным носом“».
Терять приходится каждому – одному одно, другому другое. Что-то есть у Джонни, и он это потеряет. Что-то утратит Рози – вдруг однажды обнаружит, что вот было и нету. Будет ли она плакать? Он надеялся, что нет, но от одной мысли о том, что Рози столкнется с утратой, ему стало муторно. Он не хотел, чтобы она сталкивалась в жизни с потерями. Джонни – ладно, пускай себе теряет, но мысль о том, что что-то потеряет Рози, вызывала отторжение. Не важно даже, что именно.
Следующее письмо он написал своему агенту в Лондоне: тот сообщал о неких предложениях из Италии, Швеции и Германии. Предложения были так себе, ценностью от силы четыреста или пятьсот долларов, да и то через полгода-год, но он велел агенту принять их. Просить его попробовать поторговаться смысла не имело. Что там выторгуешь?
Раздался звонок телефона, женщина взяла трубку, и по ее голосу он понял, что это Лукришия или Элис.
Потом он ответил на письмо от какого-то типа из Нью-Йорка, который утверждал, что был когда-то крупным продюсером в Вене, пока ее не захватил Гитлер, а теперь он занимается тем же в Нью-Йорке и был бы рад спродюсировать одну из его пьес. Этому человеку он велел связаться по телефону с Мэлони и обговорить это с ним. Потом он написал Мэлони, предупредил, чтобы ждал звонка от этого человека и выслушал его, даже если будет складываться впечатление, что денег у него нет. Пусть этот тип из Вены ставит «Все против всех», если ему так неймется.
Работа над письмами его все более раздражала. После письма агенту он ее прекратил, потому что – да ну, глупость какая-то! Взял вечернюю газету, сел на диван и еще раз просмотрел страницу скачек. Н-да, все же придется еще разок крутануть эту рулетку. А куда денешься? Ведь совершенно же забыл, что подошел срок платить две тысячи налога. Он поставит пару сотен, выиграет, вернет себе эти две тысячи или даже больше или проиграет шестьсот.
– Звонила Лукришия, – сказала женщина по пути в ванную. – Как выйду, расскажу.
Он набрал номер Лео и сказал:
– Двести на все случаи на Семейный Круг в шестом.
– Представляешь, – продолжала женщина, – у нее жуткое похмелье. А Элис с Оскаром хотят сегодня вечером уехать. Оскар говорит, что сильно простудился. Элис с ним не разговаривает. Может быть, она с ним и не уедет. Ей-то что, дети ведь не ее. Всего лишь приемные. А она хочет родить своих.
– Что за бред! Ты о чем, вообще, говоришь?
– О том, что, когда мы вчера ночью ушли, Элис с Оскаром разругались, а Лукришия сказала Элис, что собирается теперь выйти за мужчину, от которого сможет забеременеть, – так, может быть, и Элис имеет смысл сделать такой же финт ушами? Разумеется, Оскар ничего про этот их разговор не знает.
– Ничего, уедет с ним вместе как миленькая.
– Лукришия так не думает.
– Ну хорошо, и каков план действий?
– Я сказала, что через час мы будем у нее.
– О’кей.
Злодей в отставке вместе с юной женой оказался там же, в номере вдовы; с первого взгляда было видно, что в жизни старого актера началась черная полоса. Дейзи с Элис принялись громко обсуждать Лукришию (та была в ванной), а писатель, видя, что актеру нужна помощь, затеял с ним разговор.
