Книга Z - значит Захария - Роберт К. О'Брайен

Я зарядила ружье, нашла бугорок в качестве упора, и легла, спрятавшись за ним. Минут через пятнадцать внизу заколыхались ветки: они шли в четверти мили ниже, не теряя моего следа. Лодыжка болела все сильнее, но я уже не плакала; меня тошнило, да, но глаза были сухими.

И вот они прямо подо мной. Лумис шел очень медленно, начал прихрамывать, Фаро тащил его на поводке. На полянке Лумис остановился, прислушиваясь – идеальная мишень, да еще и ружье лежит на упоре, – я не могла промахнуться. Но вдруг Фаро нетерпеливо дернул поводок и коротко приветственно взлаял, радуясь предстоящей встрече со мной, – он знал, что пещера уже близко. От его голоса, такого кроткого и родного, палец на спусковом крючке безвольно обмяк; я не смогла выстрелить. В конце концов я опустила ружье, и они скрылись из виду.

Еще пара минут – и они у пещеры. Из своего укрытия я не могла видеть, что они там делали, а приблизиться не решилась, зная, что он будет настороже.

Почувствовав запах дыма, я отступила еще выше и оглянулась: от места, где была пещера, поднимался толстый столб черного дыма. Тошнота стала сильнее, у меня кружилась голова, и я села и развязала кроссовку.

Дым шел около получаса, потом стал тоньше и, наконец, пропал. Еще чуть позже в отдалении послышалось тарахтенье трактора, постепенно ослабевающее по мере приближения к дому. Когда звук затих, я поняла, что теперь путь свободен и я могу, по возможности оберегая правую ногу, спуститься к пещере.

Было трудно не зареветь снова. Перед входом дотлевала черная куча – все, что осталось от моих вещей: спальник, одежда, даже ящик, служивший мне столом, и доска, бывшая лавкой. Стена перед костром была расшвыряна, бутылки для воды расплющены. Среди черных лоскутков я увидела обгоревший кусок обложки «Лучших рассказов английских и американских писателей». Банки с едой, которые я оставила, он забрал с собой – по крайней мере я не нашла их остатков в костре. И второе ружье пропало. Только внутри пещеры я нашла единственное, что он пропустил: мою половинку курицы в расщелине.

Хуже всего то, что я действительно решила убить Фаро. Я рада, что не смогла нажать спусковой крючок, но это не отменяет факта: я не меньше убийца, чем Лумис. Теперь нас таких двое.

И, в конце концов, я все-таки убила Фаро, хотя и не пулей.

Двадцать четыре

6 августа

Идет дождь, и я сижу в дупле, чтобы не промокнуть. Я проспала здесь почти всю прошедшую ночь – с той минуты, как начало капать. Здесь тесно, и еще я боюсь пауков. Но все равно: сейчас я преисполнена надежды, какой давно не испытывала. Лодыжка уже почти зажила, но главное – я наконец-то решила, что делать: украсть защитный костюм и уйти из долины. Решение пришло мне в голову, пока я болела.

Первые несколько дней после ранения я плохо соображала. Наверное, у меня была высокая температура, хотя без градусника померить ее я не могла; лодыжка распухла и выглядела плохо: синяя с одной стороны и ярко-красная – с другой. Я даже не пыталась ходить: при попытке опереться нога болела нестерпимо. Если очень надо было, скакала на одной ноге. Но по большей части лежала, завернувшись в одеяло, и много спала.

Порой мне казалось, я слышу в отдалении звуки: рев трактора, стук молотка, – но не была уверена. Лумис, если бы знал, мог легко выследить меня, используя Фаро, и поймать – я бы не убежала. Но он, конечно, не понял своего счастья: рана показалась ему пустяковой, ведь последний раз он видел меня удиравшей со всех ног. Наверное, он решил, что промазал, и занялся другими делами, поджидая, пока я вернусь сама, – и упустил свой шанс.

Именно в те дни, когда я в основном спала, мне стал являться сон. С тех пор я снова и снова вижу его. Сперва он был неясным, я только словно бы чувствовала, что иду в каком-то незнакомом месте, и, просыпаясь, с досадой понимала, что по-прежнему в родной долине.

Сновидения всегда казались мне скучными, лишь несколько снов я помнила дольше первых секунд после пробуждения. Но этот был важнее всего, о чем я слышала раньше или что видела во сне. Возвращаясь каждую ночь, он заполнил все мои мысли, и если поначалу я лишь надеялась, то сейчас верю в то, что вижу: есть еще одно место, где можно жить. Более того, я нужна там. Я вижу там класс, заставленный книгами, и детей за партами. Их некому учить, и они не могут читать, лишь сидят в ожидании, терпеливо глядя на дверь. Во сне я вижу их лица и жалею, что не знаю имен. Кажется, они уже давно ждут меня.

Так я решила оставить долину. После того выстрела я уже не сомневаюсь, что Лумис безумен. Мы никогда не сможем ужиться вместе. Теперь меня постоянно преследует страх быть выслеженной и обнаруженной: шорох камешков, скатывающихся по склону, треск ломающейся ветки, даже ветер в листве заставляют меня холодеть от ужаса. Долина, всю мою жизнь бывшая мне домом и крепостью, теперь, кажется, пугает меня, куда бы я ни пошла, что бы ни делала.

Сначала план представлялся мне весьма расплывчатым – чуть больше, чем просто мечта. Я все думала о том месте, которое видела во сне, и рассуждала, где оно могло бы быть. Судя по воспоминаниям, оно не сильно отличалось от мест, в которых я бывала ребенком; не к северу, потому что и мои родители, и Лумис видели там лишь смерть. Может быть, юг или запад? К югу и западу есть много долин, каждая с фермами, магазином, школой. Так ли уж это невозможно, чтобы там жили люди, боясь выйти?

Я решила пойти туда: приготовиться к долгому путешествию и длительным поискам. Пойду, как раньше Лумис: в защитном костюме, с тележкой. Возьму бинокль и, возможно, ружье. Буду идти каждый день, сколько смогу, пока не найду детей из своего сна.

Разработав план, стала понимать: это не просто мечта, я действительно собираюсь уйти и мне нужно многое продумать. Я понятия не имела, сколько пищи осталось в тележке, а ведь мне еще потребуется вода. Я не знала, как работает баллон с воздухом, и вообще, смогу ли подогнать костюм под себя. Самое главное, предстояло придумать, как забрать костюм и тележку и не быть убитой на месте. Одному человеку костюм уже стоил жизни, и я знала, что Лумис, не колеблясь, убьет меня, если потребуется.

Уже почти месяц, как он оставил меня в покое. Не знаю почему, но примерно представляю себе, что он делал все это время: каждое утро я слышу рев трактора, продолжающийся – то громче, то тише – до вечера. Несколько раз я наблюдала за Лумисом, спрятавшись в кустах на склоне. Он ухаживал за огородом или заготавливал дрова на зиму. Работа полностью поглощает его, и я даже подумывала спуститься вниз и прокрасться в курятник за яйцами или половить рыбку в пруду, пока он не видит. Но, конечно, риск слишком велик.

Как я жила все эти дни? Если расскажу, покажется странным, что я не решалась уйти из долины так долго – моя жизнь в последнее время была ужаснее, чем я могла когда-либо вообразить. Собирала грибы и ягоды на хребте, за остальным пробиралась ночью в долину: воровала овощи с собственного огорода и ела их сырыми или иногда готовила на костре в темноте. Если ночь была безлунной или пасмурной, ходила на рыбалку на пруд, каждый раз трясясь от страха: он догадается, что я могу прийти, и устроит засаду. Однажды удалось пробраться в курятник и набрать яиц, но куры перепугались, решив в темноте, что я хорек или лиса, и так раскудахтались, что он, без сомнения, услышал их даже в доме. Больше я туда не ходила.