Книга По ту сторону пруда. Книга 2. Страстная неделя - Сергей Костин

— Хорошо, до связи.

— Все пишем, но можно не расшифровывать?

— Точно, спасибо.

— И какие у нас ближайшие планы? — спросила Тоня. Теперь, надеюсь, таксисту было не слышно, да и по-русски он вряд ли понимал.

— Поговорить. Вы мне скажете свое, я вам — свое. Только найдем спокойное место. Вы… Вам не нужно меня бояться.

— Я не боюсь. А у меня могут быть свои предложения?

— Я слушаю.

— У меня есть близкая подруга в Лондоне. Она сейчас у родителей в Уэльсе. Квартира пустая, ключ под ящиком с фуксией.

— Вариант, подумаем. Нам нужно сначала расстаться с этим водилой.

Какое-то время мы ехали молча. Тоня искоса посматривала на меня, я то и дело поворачивал голову в ее сторону. После каждого вопроса, который приходил мне в голову, я говорил себе: «Потом, не сейчас». Возможно, она делала то же самое.

Но нет.

— Вы хотите его выкрасть? — вдруг спросила Тоня.

Какая вероятность, что нас в случайном такси подслушивают? Ну, кроме Шанкара? Да еще и по-русски.

— Зачем мне его выкрадывать?

— Чтобы как-то привезти в Москву, допрашивать, потом не знаю, что.

Убийцей она меня больше не считает. Разумеется — Мохов же ей и про меня наверняка рассказал. Я покачал головой:

— Нет.

— Но вы же считаете его предателем.

— Уже нет. Пока нет, — уточнил я. — Мы успели перекинуться в машине парой слов.

— Вас папа никогда не сдаст. — Тоня повернулась и посмотрела мне в глаза.

— Он так сказал?

Тоня с подозрением посмотрела на меня.

— А кто вам сказал, что мы виделись?

— Вы сами сказали. Да и это логично. Вы зачем сюда приехали?

Тоня задумалась. Ход ее мысли был понятен: сообщение по мейлу, место, где они когда-то ели с отцом мороженое, разговор с Питером, гарнитура у меня в ухе.

— Вы следили за мной с самолета?

— Нет, от встречи с Питером, — сказал я. Наши дальнейшие отношения с Тоней предполагали отсутствие лжи и виляний с обеих сторон. Осборн тоже это понимает.

— Не важно, — сказала Тоня. — Но вам нечего беспокоиться. После того, что вы для папы сделали, сдать вас было бы последней низостью. А папа не такой.

Допустим, хотя это снимало с моей души огромную тяжесть. Ну а другие? Мои товарищи по несчастью?

— Но вы допускаете, что ему все же придется рассказать о том, что ему известно?

Деликатно я описал морально и уголовно осуждаемое действие?

— Я не знаю, — сказала Тоня, снова глядя мне в глаза. Искренне так сказала. Тоже понимает, что все мы переживаем сейчас момент истины. — И он не знает. Он в замешательстве, он как загнанный зверь.

Она вдруг снова раскрылась. Как тогда, в разговоре с Питером, когда сказала, что ужасно переживает за мать.

— Понятия не имею, какие у вас на то были причины, но все равно, — Тоня вдруг положила мне руку на запястье. — Без вас папе было бы не уйти. Спасибо вам.

— Не за что, я просто вернул долг. — Я задумался на секунду. — Если честно, я не знаю, почему я это сделал.

— Главное, что сделали. И еще…

Тоня легко сжала мое запястье.

— Простите меня за Москву.

Она отпустила мою руку и отвернулась.

8

Я попросил таксиста остановиться, не доезжая Трафальгарской площади. Я же помнил, где там стоят камеры. Водитель скажет, в какое время мы вышли, а дальше нас поведут по всему городу. Я открыл задвижку окошечка. На счетчике было около двадцати фунтов. Я протянул пятидесятифунтовую купюру.

— Сдачи не надо, — сказал я.

Водитель внимательно посмотрел на меня. Могу поспорить, я был его самым подозрительным клиентом за многие годы.

— Вы уверены, сэр?

Я его едва понял. Кокни. Еще один отличительный признак, вместе с полом и возрастом, лондонских таксистов.

— Мы же друг друга поняли? — сказал я.

Водитель оживился и перехватил банкноту. Я отметил две особенности его носа: красного цвета и весь изрытый крупными порами. А тут есть, на что посидеть в пабе не один вечер.

— Вы говорили по-польски? — спросил он, приникая к окошечку, как бы желая разговором поблагодарить меня за такую щедрость. Может, и не позвонит сразу в полицию.

— Да, по-польски.

Таксист важно кивнул, он был доволен собственной эрудицией. Потом он разразился длинной тирадой на родном языке, из которой я не понял ни слова. Я недоуменно повернулся к Тоне, которая все слышала. Проще всего было сделать вид, что ты все понял, кивнуть и выходить. И опять я был неправ!

— Он говорит, ну, насколько я его поняла, — стала переводить Тоня, — что вез вчера одного поляка. Он точно так же говорил по телефону. Он ехал на стадион «Челси».

Мы с Тоней переглянулись. Что, вот она, та невероятная случайность, которая позволяет раскрыть идеальное убийство? Да нет, так только в кино бывает.

— Оно и понятно, «Челси» же купили поляки? — прикинулся дурачком я. — Или русские, что ли?

— Русские, русские. — Это я и без перевода понял. — Но этот был не футболист. Музыкант.

— Как вы сказали? Музыкант? — переспросил я.

— Да, у него была гитара.

Про гитару я тоже понял.

Подкрепить его радость от роскошных чаевых сознанием, что он поступает правильно? Ну, не упускать же такой случай!

— Хорошо. Тогда давайте поговорим серьезно.

Я достал свое удостоверение Интерпола и сунул его под нос водителю.

— Я сразу догадался, что вы из польской полиции, — довольно сказал старик, не знакомый и с испанским языком тоже.

— Вы везли его вчера утром? Часов в девять?

— Уже в десятом. — Старик устроился у окошечка поудобнее. Это был его звездный час. Все видели по телевизору таких людей, которые были свидетелями аварии на перекрестке или падения строительного крана. — Я подсадил его у метро в самом центре, на Стрэнде.

Я уточнил у Тони, правильно ли я понял. Правильно.

— Как он выглядел?

— Молодой парень, в бейсболке, с бритой головой. У него время от времени через щеку и шею жила пропечатывалась — там, где он показал, — перевела Тоня.

— Интересно. А как он был одет?

Тут опять Тоня пришла на помощь, и то ей тоже пришлось переспрашивать.

— Он говорит, что на парне был светло-зеленый плащ. И бейсболка тоже зеленая, без надписи.

Мы с Тоней переглянулись.