Книга Я и Софи Лорен - Вячеслав Верховский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Чем мне нравятся наши люди? На Западе люди принимают жизнь, какая она есть, а у нас – какой ее нет…
* * *
А Бог-то, оказывается, есть!
Даже как-то не верится…
* * *
Чем отличается Елена Камбурова от попсовой певицы?
На концертах Камбуровой в антрактах сумочку с деньгами на своем сиденье можно оставлять безбоязненно.
* * *
Шут глупость сморозил.
Но смехом своим
мы ее отогрели…
* * *
Это ложь, мы Родину не покидали – мы просто отбежали на безопасное расстояние.
* * *
Если жизнь пошла прахом, значит, кто-то вскрыл твою урну.
Про Лешу Авсюкова
Он сидел у меня в гостях шесть часов! Я намекал, как мог. Лёша не догадывался. Чтобы он скорей ушел, я начал биться головой о стенку. Так этот идиот вместо того, чтобы встать и, наконец, уйти… Он вызвал «Скорую». А потом сидел со мною до утра…
* * *
Больше всего на свете он любил приходить в гости внезапно и смотреть, как люди притворяются.
* * *
Что за человек?! Невероятный! Ключ от квартиры – прячет он в носок. Так и это же еще не все! Его спросили: «Зачем ты прячешь ключ в носок?!» И он ответил: «Чтоб не проглотить!»
Про Аню
У одинокой Ани увидел незнакомого котика:
– Это ваш котик?
– Наполовину.
– А это как?
– Он думает: он мой…
* * *
Одолжил я Ане двадцать гривен. И она вдруг перестала мне звонить. Молодец! О долге, значит, помнит!
* * *
В гостях у Ани. Аня угощает:
– Хочешь кофе? И какой ты хочешь кофе?
– Так у тебя ж всего один! – я изумился.
– Нет, не один! А одноложечный и двух!..
Кондауров
Наш сосед старик Кондауров хвастался:
– А между прочим, Славочка, на войну меня забрали добровольцем!..
Глядя в упор на телефонный аппарат, одним усилием воли он может вызвать телефонный звонок. Не верим. Сидим, ждем.
Не может быть! Звонок!
Он срывает трубку…
– Алло, это банк?
– Набирайте правильно! – орет. – Вы ошиблись! Это – Кондауров!
Раздраженный, он бросает трубку. И, потрясенные, мы хлопаем в ладоши…
Приходил в гости и выключал радио: не терпел конкурентов…
Врач на обходе – стонущему Кондаурову:
– Больной, вы мне сегодня нравитесь! Вы и стонете сегодня с оптимизмом!..
У Кондаурова – день рождения. Его соседка:
– Поздравляю вас с круглой датой! Как-никак – девяносто три!
– А что, девяносто три – это уже круглая?
– А что, не пора закругляться?!
Старика Кондаурова спросили:
– Хотите быть счастливым?
– А мне все равно.
– А как такое может быть, что все равно?!
– Счастьем больше – счастьем меньше.
Кондауров!..
Анна Львовна Немировская
Быль
Кто бы к ней в гости ни пришел, услышав дверной звонок, Анна Львовна подходит к двери и кричит:
– Пошли вон!
И люди тут же испаряются.
Оказывается, когда она идет отворять, за ней увязываются три ее кота. И командой «Пошли вон!» она их просто отгоняет от двери. Они домашние, а значит, чтоб не выскользнули…
Недавно она мне позвонила – стала плакаться:
– Почему у меня нет друзей кроме тебя, ну почему?!
И я ответил:
– Потому что я не гордый!
Вроде мирно, безо всяких, разговаривали. И тут художница Забара встрепенулась и объявила мне свое решение:
– Теперь сюрприз! – ударила в ладоши. – А ну, пройдемте! Я хочу вам подарить!
Казалось бы!
Но тут с гостями что-то странное случилось, за столом: с изменившимися лицами, они стали подавать мне знаки жестами и отчаянно шептать:
– Что б она тебе – ты не бери! Все ее картины, хоть пейзаж невинный, хоть ты что, – с негативно отрицательной энергией! Пусть там даже будет миру мир – не обольщайся! В лучшем случае – с тобой случится худшее…
Нашептали, а я мнительный такой!
Но в оборот она меня уже взяла и с укоризной:
– Ну, уже идемте, я вас жду!
И я поплелся, будто на веревочке.
Когда мы оказались тет-а-тет… А картин так много в мастерской, что они стоят все штабелями. Забара предложила: мол, ну что вам? И обвела рукой – мол, угощаю.
А мне уже ну что? Мне бы выбраться отсюда – вот и все: стол со мною явно не шутил, что от Забары мне не нужно ни картинки!
– Я недостоин! – промямлил я вполне неубедительно.
– Ай, бросьте, недостоин он! Расскажите это вашей бабушке. Я знакома с вашими стихами. О, это такое наслаждение! Вас Слава?
– Прозаик я! – обрадовался я. Кажется, впервые в жизни – что прозаик. Вот сейчас и увильну. Не тут-то было!
– О, рассказы?! Я знакома… Ну, тем более! Если вы к тому же и прозаик. Вячеслав?
И я понял: мне не отвертеться.
А Забара стала так неспешно вдоль этих штабелей передвигаться.
– Может, эта? – я молчу. – А может, эта? Ладно, ваша скромность… Я сама!
Отвернет картину, пристально посмотрит. Нет, не эта…
Мне бы ни одной, а только выйти. Чтобы поскорей из этой комнаты. Наконец она остановилась на одной:
– Пожалуй, эта! О, вам крупно повезло! Портрет с натуры…
И на секунду развернула ко мне… Ах! Едва взглянув, практически мельком… Я чуть не грохнулся. Забара развернула ко мне чертом! Боже, черт! И недаром же с натуры – натуральный! С зелеными глазами! И рога!!! А я же мнительный такой – ну, тонкий человек, оно понятно – мне показалось, черт мне подмигнул… Нет, определенно, мне везло! А Забара нагнетает еще больше:
– Он вас глазами – просто пожирал!
Хотя длилось это… Полсекунды. Потому что стала упаковывать. В бумагу, для дождя непроницаемую.
Вернулись к людям. А мне уже с гостями – без гостей: мне уже невмоготу скорей уйти. Чтобы сдыхаться от черта поскорее. В дороге я его и потеряю. Или забуду где придется – все равно. Но, ей-богу, не нести ж к себе домой!
