Книга Биплан - Ричард Бах

В ответ — новый удар булавой. Создается впечатление, что гора выдерживает паузы между ударами, чтобы получше приложиться, с размахом вложить в булаву побольше силы. Эта сила бросает меня вперед, на привязные ремни, ноги слетают с педалей, а мир на мгновение плывет перед глазами. А Бэннинга пока не видно. Самолет, сможешь ли ты все это вынести? Я от тебя сегодня многого требую, а лонжероны и крепления твои при этом не проверил.

Я смогу, если ты сможешь, пилот.

Эти слова врываются в мое сознание, словно их кто-то вбил туда палицей. Дух моего самолета вернулся! Наступает удивительное, чудесное время. Просто превосходное время. Отныне я сражаюсь не один, мы деремся, я и самолет. А в самом разгаре битвы — Урок. До тех пор пока пилот верит в свои силы, пока продолжает борьбу, вместе с ним сражается его самолет. Если же он решает, что самолет его подвел или вот-вот подведет, он открывает двери беде. Если не доверяешь самолету, никогда не сможешь стать хорошим пилотом.

Снова удар, я чувствую, как он сотрясает биплан. Перекрывая шум дождя, свист ветра и даже рев мотора, раздается мощное БАМ.

Однако вперед; теперь вперед! Внизу, в полосе дождя, блестит мокрая посадочная полоса. На ее окончании белыми буквами выведено Бэннинг. Вперед, мой маленький друг, мы уже почти победили. Один за другим следуют два удара, два оглушительных удара, которые едва не переворачивают нас вверх ногами. Не удивлюсь, если при следующем таком ударе услышу треск разлетающихся лонжеронов. Но я должен верить в свой самолет. Свой меч я давно потерял, и теперь мы сражаемся одними лишь голыми руками. Еще только одну минутку…

И Бэннинг наш. Теперь можно сделать разворот, приземлиться и отдохнуть.

Но опять-таки, посмотри вперед. Облака лишь немного приподнялись. Между ними и подножием холма виден небольшой просвет. Пролететь сквозь него — и битве конец, и я уверен, что битве наступит конец.

Бэннинг не спеша исчезает позади в потоках дождя.

Это безрассудство. Ты мог бы переждать в аэропорту, пока рассеется вся облачность. Ты выиграл битву, ты можешь облегченно выдохнуть воздух и посмеяться над своим неразумным поступком, но вместо этого ты затеваешь новое безумство. Если просвет впереди закроется, куда ты направишь самолет, ведь Бэннинг остался далеко позади? Не зря говорят, что девяносто процентов аварий происходят в радиусе двадцати пяти миль от дома.

Тихо, излишняя осторожность. Я приземлюсь на одном из здешних полей, при таком ветре пробег получится небольшим. А теперь помолчи.

На мгновение в обители несогласия воцаряется тишина. Я знаю, что в этой тишине он мысленно подыскивает самые мстительные выражения, чтобы потом заявить: «Я же тебя предупреждал!»

Булава больше не наносит нам сокрушительных ударов, не останавливает своей силой двигатель. Мы в одной миле от просвета между облаками и холмистым склоном. Если он не закроется в ближайшие полторы минуты, мы прорвемся. Расстояние до облаков будет, вероятно, футов тридцать. Сверкает булава, и ее удар изо всех сил швыряет биплан, ставит его почти вертикально на правое крыло.

Мы выравниваемся, колеса со свистом проносятся над верхушкой холма. Еле-еле проскочив просвет, мы вдруг вылетели из темной пелены дождя. Моментально, не успев и глазом моргнуть. Если кто-то направлял события этого перелета, то он проделал великолепную работу. Он все так замечательно организовал, что, кроме пилота, никто не поверил бы.

Впереди от облаков остались лишь клочья, а между ними пробиваются солнечные лучи, напоминающие брошенные в землю копья. Мне вспоминается фрагмент старого гимна:

«…из тумана и тьмы в ясный день Истины».

День снова обретает краски. Солнечный свет. До теперешнего момента я не знал, что значит солнечный свет. Он наполняет сиянием воздух и лежащую под ним землю, он несет жизнь. Он яркий! Он теплый! Он превращает черную землю в изумруд, а озера наполняет голубизной чисто вымытого неба. Он красит облака такой белизной, что приходится щурить глаза за стеклами темных очков.

Если бы люди, работающие внизу на зеленых полях, очень внимательно прислушались, они бы услышали, что вместе с тарахтением двигателя этого маленького красно-желтого биплана эвкалиптовый ветер доносит с высоты едва различимый голос. Больше мне спешить не нужно.

Под нами проплыли первые здания Лос-Анджелеса и его многотысячных пригородов, и мы по привычке поднимаемся вверх. Если теперь придется приземлиться, одиночество нам не грозит. Если двигатель вдруг остановится, мы сядем на городской площадке для гольфа. Если сейчас что-нибудь случится, нас выручит стоянка автомобилей у входа в Диснейленд — она таких размеров, что там можно сажать даже транспортные самолеты. Если он заглохнет в данный момент, в нашем распоряжении будет бетонная набережная реки Лос-Анджелес.

Однако двигатель и не думает глохнуть, словно биплану не терпится посмотреть на свой новый аэродром, свой ангар, и потому ему не до отказов. «Если у тебя Райт, все будет „олл райт“»[29]— любили говаривать бродячие пилоты, и мой двигатель это доказал. Выкинув по дороге несколько безобидных шуток, Ураган теперь посмеивается и демонстрирует истинность поговорки. Все было «олл райт».

Мы делаем разворот и заходим на посадку в насыщенное самолетами пространство аэропорта. Впереди, покачиваясь, плывет еще одна, на этот раз финишная посадочная полоса. Аэропорт Комптон. Мы дома. Мы пролетели две тысячи семьсот миль через всю страну, и теперь, разбрызгивая из-под капота масло, разметая пыль под высокими колесами, прошлое плавно входит в настоящее — наше путешествие подошло к концу. Мы разлетались вдребезги на посадочной полосе, замерзали в ледяном воздухе, пробивались сквозь песчаную бурю, мокли под дождем, были биты горным ветром, исцарапаны сухим кустарником, мы яркокрылой птицей сновали взад-вперед по времени и наконец прибыли домой. Стоила ли эта цель всех трудов путешествия? Хороший вопрос. Вряд ли путешествия на биплане через всю страну станут повальным увлечением в недалеком будущем.

Мы медленно вкатываемся в ангар и со скрипом закрываем массивные двери. Снаружи остаются современные деловые звуки современного делового мира.

Пролетев эти мили, побывав в песке, дожде и разных временах, мы лишь немного узнали о себе, подобрали крошечную частичку знаний об одном человеке и одном биплане, а также о том, что они друг для друга значат. И в наступившей тишине темного ангара, где стоят вместе человек и биплан, мы наконец находим ответ на вопрос о смысле нашего путешествия.

Три слова.

Оно того стоило.