Книга XXS - Ким Каспари

мерзкой рвотой все больше подвигает меня к то­му, чтобы сокращать, сокращать, сокращать — мою еду, мой вес и таким образом мою жажду жизни. Бывают ситуации, когда я ненавижу ее так, что могла бы убить, а в следующую минуту люблю ее больше всех на свете, просто потому, что она такая же, как я, потому, что она меня понимает и чувствуем мы одинаково, просто потому, что*она чертовски симпатичная девчонка, которую я гото­ва бы тискать целыми часами.

С занятиями все хорошо. И я снова не пони­маю почему. Я ведь ничего не учу! Делаю вид, чтозанимаюсь, пока время самоподготовки не закон- чится. Кроме тех дней, когда за нами не наблюда­ют, — тогда на повестке дня оказываются совсем другие дела.

Суббота, 19 декабря 1998

Теперь я уже по-настоящему рада, что попала сюда. У меня снова появилась перспектива. В определенном смысле мне дали тут пинком под зад, и это явилось стартом для новой жизни.

Что на меня давит, так это моя зависимость. Я на самом деле зависима от противных таблеток. От химических таблеток, которые должна глотать день за днем. Под надзором. С тех пор как я вто­рой раз побывала в психушке, мне нужно снова принимать антидепрессанты. Маленькие красно- белые капсулы, которые притупляют все ощуще­ния. Если я их принимаю, я сплю, ни разу не проснувшись и не видя глупых снов. Если я их при­нимаю, я уравновешенна и у меня не скачет настроение. Но меня ими перекормили. В послед­ние недели я всё воспринимала только головой, но ничего не чувствовала. Сказала об этом Рафа­элю, и он перевел меня на другие медикаменты. И мое настроение пошло резко вниз, до такой сте- _ пени, что как-то ночью я проснулась с одним

единственным желанием — умереть. Я падала в глубокую черную дыру. Внизу было так темно, что без Рафаэля я бы оттуда не выбралась. В кон­це концов он признался, что мне дали плацебо, только чтобы убедиться, что у меня на самом деле депрессия. Да, она, теперь я уверена в этом на сто процентов. И причем, видимо, не простая, а сезон­ная. Значит, таблетки нужно глотать каждую зиму. Я расстроилась: мне бы так хотелось просто лечь в кровать и спать, не вскакивая в ужасе ровно через три минуты — черт побери, я забыла эти идиотские таблетки, скорее!

Поскольку лекарства очень сильные, первые два часа в школе со мной невозможно разговари­вать. Поэтому Янос уже написал учителям письмо. Господи, как все это противно!

Понедельник, 21 декабря 1998

Сегодня в общине проводили большой празд­ник посвященный Рождеству. Здесь бывает аж два праздника: в одном принимают участие все воспи­татели и воспитанники, и второй для тех, кто не уезжает на Рождество к родителям.

Когда человек достаточно зрел и разумен, он может переселиться в группу живущих отдельно. Такая группа для девушек есть прямо здесь, в М„ и есть группа для парней в К., в паре километров отсюда. В восемнадцать лет можно переехать в од­ну из расположенных в К. квартир. Сегодня на 227 праздник пришли все эти люди из групп и квартир.

Елка стоит в гостиной около камина. Она ги­гантская. Нас собралось около сорока человек. Норберт нарядился Дедом Морозом. Он сел в боль­шое красное кожаное кресло и стал читать нам стихи. Но не какие-то там стишата, а вирши соб­ственного сочинения, написанные специально для нас. Для меня он сочинил вот что:

Да, да, дорогая София, Всем известно, какая ты милая. Но если она ест то, что не хочет. Никто во всем доме не захохочет. По ночам не любит спать, На учебу ей чихать. Мы еще услышим о Софии, Для парней всех очень милой.

Мысль приятная, исполнение слабое, но мне показалось, что надо мной издеваются. Особенно меня взволновали слова насчет учебы. Рафаэль и воспитатели считают меня очень способной и утверждают, что я могу учиться намного лучше, чем сейчас. Почему они никак не успокоятся и не хотят принять меня такой, какая я есть? В данный мо­мент я вполне довольна своими школьными успе­хами. Конечно, не считая бухучета. А мне все вре­мя говорят, что я не стараюсь. Как это действует на нервы! Но я улыбнулась Деду Морозу (или Санта- Клаусу, как он там правильно называется, не знаю), как и все остальные.

Каждый из воспитанников прослушал посвя­щенное ему стихотворение. А потом нам разреши­ли открыть наши подарки. Я получила то, что хоте­ла: новый плеер и диск. А потом мы праздновали так, как здесь понимают празднование. Кто-то за­водил допотопные шлягеры, все подпевали и тан­цевали. Я всегда это ненавидела. И никогда вот так просто не танцевала. Разве что только в пьяном виде. Сегодня я была трезвой, а Рафаэль пригласил меня под песню «Красотка». Он прокружил меня по всей комнате. Мне это доставило настоящее удовольствие, и неожиданно в животе появилось странное ощущение. Как будто мне кто-то шепчет: «София, хорошо, что ты сюда попала, ты одна из них!» Это было чувство сопричастности, оно охва­тило меня с такой силой, что я чуть не разревелась. В своей семье я не испытала такого ощущения ни разу в жизни, а мы с друзьями, когда я еще жила в своей деревне; были не в состоянии испытывать подобные чувства, потому что были слишком измо­таны, затуманены и парализованы нашим бытом, окружением, событиями и простым банальным фактом, что мы бессильны перед теми, кто должен отвечать за все это дерьмо.

Короче говоря, я чувствовала себя такой нужной и уважаемой, что мне было как никогда

229

Четверг, 24 декабря 1998 *

Сегодняшний Святой вечер нагнал на меня ужасную тоску. Почти все разъехались по домам. От огромной толпы, с которой мы праздновали в прошлую субботу, остались только мы с Вивиан, два парня из квартир, Фло, Эмилио и еще две де­вушки, живущие отдельно, Бибиана и Ванесса. Для меня вообще не было вопроса, ехать ли до­мой. Не исключено, что я бы заколола Гизелу, за­стрелила Константина, а Гуннара и Барбару засу­нула бы в стиральную машину. А если бы я столк­нулась с матерью, то я бы недолго думала — тут же прыгнула бы следом за ними в то же самое приспособление для стирки белья.

Поэтому я осталась здесь. Карлотта и Эрвин, оба одинокие, должны были пожертвовать Святым вечером и праздновать вместе с нами. Настроение было поганое, потому что все думали одно и то же: «Дурацкий, ненужный семейный праздник. Бо­женька, сделай так, чтобы он поскорее закончил­ся!» Если мысли постоянно крутятся вокруг слов «семейный праздник», то нельзя быть уверенным, что не упадешь в глубокую яму. Во время Рожде­ства опасность угодить в такую глупую дыру резко возрастает.

_ _ _ Поэтому у всех плохое настроение.

Среда, 30 декабря 1998

Как спокойно, когда каникулы! Никто не при­стает ни с какой терапией! И в воскресный вечер и утром в понедельник нет этого стрессового со­стояния: что же я скажу, что же я скажу, что же я скажу... И каждый вечер понедельника и каждый вторник: надеюсь, сегодня не я окажусь «задни­цей», — я же уверена, что когда-нибудь это кос­нется и меня. Все равно каждый раз кто-то дол­жен в этой роли выступить.

Большинство уже успели вернуться из дома, стало чуть оживленнее. Вивиан с самого Рождест­ва постоянно мается дурью. Так утверждают вое- питатели, и если учесть, как она вела себя вчера, то они, видимо, правы. Вчера мы снова поспорили из-за какой-то мелочи. Мы с Аделой сидёли в гос­тиной и болтали, когда Вивиан вышла из ванной со стеклянными глазами и бутылкой воды и про­шла мимо меня явно провоцируя. Мне хотелось ее ударить, так противно она себя вела. Адела ей так прямо и сказала, но почему-то это не произвело на Вивиан никакого впечатления. Воспитатели были на моей стороне, и это был мой маленький триумф, но она могла торжествовать еще больше: ее вытошнило, а меня нет! Этой ночью я спала в пустой кровати Кати, потому что больше не вы­ношу соседства Вивиан. Даже от одного ее ды­хания уже веет агрессией. Сегодня утром Янос разговаривал с нами целый час, и мы всё выясни­ли. Теперь я буду делить-ванную с Валерией. С Ви­виан ничего не получается.