Книга Первый человек - Ксавье-Мари Бонно

Рождение близнецов стало для Мартины катастрофой: она заплакала. Она не чувствовала, что у нее есть дети. А вот Пьер Отран был примерным отцом. Он берег детей как зеницу ока.

Де Пальма не любил такие черно-белые описания отношений между супругами: он по опыту знал, что на самом деле так никогда не бывает.

— А как отец вел себя, когда его жена грубо обращалась с близнецами? — спросил он.

— При нем она ничего такого не делала! Всегда тайком от него. Вы меня поняли?

Барон покачал головой.

Мартина погибла за рулем большого зеленого «мерседеса». Де Пальма всегда думал, что ее дети устроили этот несчастный случай или, по меньшей мере, желали ее смерти так сильно, что спланировали аварию. В его уме мелькнули слова Электры:

Мертвые ревнивы: вместо жениха

Он прислал мне ненависть со впалыми глазами.

— Несчастье произошло на извилистой дороге Терм возле поселка Пейпен[36], но где именно, не знаю, — пояснила Люсьена.

Дорога Терм — место, хорошо известное любителям кататься на велосипеде по утрам в воскресенье и тем из субботних велосипедистов, которые хотят помериться силой с извилистыми дорожками, пересекающими пустоши. Эта дорога начинается в северной части Марселя, проходит через заброшенные кварталы города, Ложис-Нёф, а потом идет по камням до безлюдного перевала над Пейпеном. Летом на ней так жарко, что она превращается в настоящий ад.

— Когда мать умерла, у мальчика уже были проблемы с психикой? — спросил де Пальма.

— Она выставляла его болезнь напоказ, — сообщила Люсьена с видом человека, раскрывающего тайну. — И, кроме того, он тогда уже побывал в психбольнице. Я помню, что у него бывали ужасные нервные припадки и после них он много дней подряд ничего не говорил.

По щеке Люсьены покатилась слеза, и женщина вытерла ее тыльной стороной ладони.

— Сколько раз он приходил ко мне за утешением! Ему было семь или восемь лет. Отец часто возил его в их деревенский дом. Ему это шло на пользу.

— У них был деревенский дом? — спросил де Пальма.

— Да, но я не помню, где он находится. Кажется, возле Сен-Максимена.

Дорога Терм явно не самый короткий путь из Мазарга до Сен-Максимена. Гораздо быстрее ехать на Обань, а потом на Экс-ан-Прованс. Де Пальма отметил это в уме. Сосед из дома номер 32 открыл окно и с любопытством посмотрел на них. Из его гостиной на улицу вырвались громкие звуки телепередачи: передавали какую-то телевизионную игру. Потом они оборвались: сосед закрыл ставни. Выражение лица Люсьены изменилось, и она приглушенным голосом сказала:

— Тома одичал из-за этих несчастий. Мы несколько раз видели, как пожарные и полицейские приходили сюда — увести его в лечебницу.

— Он много времени проводил с сестрой?

— Они все время были вместе. После смерти матери он долго был в больнице — я не поняла почему, но вообще-то болезни головы — это сложная вещь. Однажды он вернулся из больницы. Что стало с его волосами! Они были белыми, как таблетка аспирина. Это от лекарств, которые им дают. Он был уже взрослый. Я до сих пор помню, как это было. Он сказал мне: «Я убью всех этих врачей». Вид у него был злой. Пресвятая Дева, какой у него было взгляд! Этот взгляд я никогда не забуду. Это больше не был тот мальчик, которого я знала.

— Не могли бы вы рассказать мне что-нибудь о его друзьях?

— Он очень дружил с моим сыном, — ответила Жермена. — До одиннадцати лет они были друзьями, а потом… как всегда бывает, перестали.

— Но с моим сыном он и позже часто виделся, — вмешалась Люсьена. — Они ходили нырять, и вместе с ними ходил маленький Франк… Люччиони. Ой! Ведь тогда говорили, что это он убил Франка. Но меня это всегда удивляло: они были как братья. И оттого что человек сумасшедший, он все равно такого не сделает.

Убийство Франка Люччиони слишком быстро приписали Отрану: это все же был не его почерк. Убийство, замаскированное под несчастный случай так, как будто человек утонул совсем близко от пещеры Ле-Гуэн. Де Пальма подумал о Реми Фортене и Тьери Гарсии. Шестерни его мыслительного механизма едва заметно сдвинулись с места и повернулись.

— Расскажите мне об отце Тома. Вы его помните?

— Прекрасно помню. Очень хороший был человек, но не такой, как мы, — инженер, из верхов общества.

— А как он проводил свободное время?

— Много нырял. Он и своих детей этому научил. На выходные они почти всегда ходили плавать под водой…

— В каланки.

— Да.

— Вы тогда уже бывали у них дома?

— Да, и часто. Какое-то время я убиралась у них.

— Можете вы мне описать, каким был их дом внутри?

Люсьена на несколько секунд закрыла глаза, потом сказала:

— Красивый! Роскошные кресла, дорогая мебель. У них были деньги.

— А художественные вещи у них были?

— А как же! Полно. И повсюду. Их нельзя было трогать.

— Что вы хотите этим сказать?

— Это были доисторические вещи, — сказала она так, словно доверяла тайну. — Он считал эти штуки красивыми, но я их побаивалась.

— Объясните мне это.

— Там было столько этих уродин — статуэтки, ножи, камни… И еще не знаю что. Целый музей. Особенно в коридоре. Но мне нельзя было их трогать, стирать с них пыль и то было нельзя. Ничего нельзя!

— А детям?

— Им это тоже было запрещено.

— Вы сказали мне, что там были статуэтки. Вы помните, как они выглядели?

Люсьена долго думала, потом заговорила снова:

— Этого я не помню… Но помню, что месье Отран говорил, что это очень ценные вещи, очень редкие. Единственные экземпляры!

— Вы не помните, была ли там одна определенная статуэтка — изображение человека с головой оленя?

Люсьена покачала головой:

— Нет. Это было очень давно. И к тому же плохое забывается быстрее, чем хорошее.

То, чем занялся де Пальма, как только оказался в своем маленьком кабинете, было похоже на урок труда для детей. В магазине скобяных товаров на углу он купил банку природных красителей. Набрал в рот две кофейные ложки порошка охры и немного воды, положил ладонь на лист бумаги и дунул на нее. Результат получился не блестящий, но теперь он понял, как это делал Отран.

Он повторил этот опыт на стене. Полный провал: ему пришлось сделать несколько попыток, и в итоге получился не слишком яркий отпечаток. В этот момент вошла Ева.

— Ну и ну! Теперь ты вообразил себя кроманьонцем! — произнесла она, потом заметила отпечатки на стене и закричала.