Книга Первый человек - Ксавье-Мари Бонно

— Скоро мы поедем в Рим, — сказал де Пальма и крепко обнял Еву.

— В наше первое путешествие.

— Да.

Ева поцеловала его в губы.

— Ты попытаешься быть немного романтичным? — спросила она.

— Перед замком Святого Ангела я спою тебе из «Тоски»: «Тайная гармония различных красот…»

— Вот это ты нам сейчас и поставь!

Де Пальма побежал за диском с записью «Тоски», которая была сделана в шестидесятых годах. На первом месте стояло имя Марио дель Монако, партию Тоски пела Рената Тебальди.

— Я позвал на десерт Местра, — сообщил он, вставляя диск в плеер.

Ева подняла глаза к небу и спросила:

— Ты боишься остаться с моей дочерью один на один?

— Не говори глупостей!

— Она говорит мне про тебя уже много месяцев.

— Вот это как раз меня и беспокоит. Местр знает, как вести себя в таких случаях. Его два парня уже приводили к нему своих девушек.

— Я надеюсь, ты не станешь угощать нас какой-нибудь из своих полицейских историй.

— Нет, клянусь тебе. Я буду говорить об опере. Женщины любят разговоры о музыке.

Ева нежно прикусила зубами его ухо и сказала:

— Не надо, чтобы Местр сидел здесь допоздна.

— Не останется: он уйдет, когда ты скомандуешь отбой.

— Вот и отлично! Я иду обратно на кухню.

Де Пальма повернулся к своей библиотеке.

Книга «Преступный человек» соседствовала с томом, состоящим из более чем тысячи страниц, который назывался «Преступления и психиатрия». Первая книга была написана во времена, когда характер человека пытались объяснить через его наследственность, во второй говорилось, что человек не рождается преступником, а становится таким в результате душевных драм и разрыва отношений с людьми. В утренних радионовостях де Пальма слышал и про новый метод, который позволяет выделить среди маленьких детей тех, у кого высок риск стать преступниками. Перелистав страницы «Преступного человека», Барон вдохнул шедший от них запах бумаги и подумал, что все эти знания больше никогда и ни для чего ему не пригодятся.

Через три дня он сдаст свой пистолет и свое полицейское удостоверение. Де Пальма не ощущал от этого ни счастья, ни печали. Больше он не увидит трупов, лежащих перед доктором Маттеи, не будет дрожать в глубине души в тот момент, когда арестует преступника. Он провел сотни арестов и помнил почти все. Каждый раз чья-то жизнь разбивалась о статьи закона.

Бессур принял от него дело Отрана и довел до конца. Он допросил Пейе при задержании и отвез к судебному следователю, который с важным видом объявил убийце, что тот находится под следствием по подозрению в убийстве. Потом был суд, приговоривший Пейе к пожизненному заключению. Если бы де Пальму вызвали в суд как свидетеля, он бы постарался растрогать присяжных, чтобы они избавили Пейе от наказания длиной в жизнь.

Кариму больше нечему было учиться у того, кого вся бригада уголовного розыска прозвала Бароном. Лежандр отдал Кариму Бессуру под начало группу, и тот, командуя подчиненными, действовал проницательно и с долей хитрости, чего никогда не умел де Пальма. Карим уже работал над новым делом — расследовал убийство при сведении счетов между наркоторговцами в северных кварталах. Пятнадцатилетний паренек из поселка Бюсрин получил в живот целую горсть пуль, — это была очередь из «Калашникова». И мучился три часа перед тем, как умереть.

Де Пальма помог бы Бессуру, но об этих поселках, окружающих Марсель, старый сыщик ничего не знал. Даже старые химики, которые когда-то работали с бандой французских наркодельцов, уже ничего не понимали в этих новых делах. А для Карима в этой войне не было тайн. Он знал, как и отчего она началась, где идут бои и какие силы в них участвуют. Он предполагал, что будут обнаружены трупы еще примерно десяти подростков, нарядившихся, как великие спортсмены из США. Их роскошная одежда будет пробита пулями калибра 11.43: этот калибр предпочитает старшее поколение. Дети отличаются от отцов только новыми техническими знаниями.

Де Пальма закрыл «Преступного человека». Раздался звонок.

— Ты пойдешь открывать?

— Нет, открой сама.

— У меня руки в слоеном тесте.

В прихожей де Пальма несколько секунд смотрел на себя в зеркало. Потом поднял воротник своей рубашки, придал лицу серьезное выражение и открыл дверь.

Анита протянула ему руку. Ладонь у нее была изящной формы, но костлявая. Сердце Барона дрогнуло: дочь была точной копией своей матери, какой Ева была в то время, когда он не сводил с нее глаз.

— Я полагаю, вы Мишель?

— Ну да!

Свой уже округлившийся живот Анита маскировала большим надушенным шарфом.

— Прошу вас, входите.

Де Пальма надеялся на помощь Евы, но та не пришла. Анита держала в руках букет голубых лилий.

— Странно, я вас представляла другим! — неуверенным голосом сказала Анита, косясь на домашние туфли Барона.

Де Пальма не рискнул что-либо ответить. Вместо этого он взял у Аниты букет и отнес Еве:

— Посмотри, что тебе подарила твоя дочь.

— Это не маме, это вам. Мама сказала, что вы обожаете оперу, поэтому я уверена, что вы любите цветы.

Де Пальма раскрыл от удивления рот, потом заметил это и крепко сжал челюсти.

— Мне в первый раз дарят цветы. Они великолепны, — ответил он наконец. — Пойду поставлю их в вазу.

И отвернулся, чтобы скрыть слезы, которые не мог сдержать.

Чуть позже позвонил Местр и сказал, что не может прийти: у него внезапно поднялась температура. Это у Местра-то, который никогда ничем не болел! Явно болезнь — только предлог. Де Пальма подозревал, что Ева за его спиной сговорилась с его другом.

— У меня будет мальчик! — объявила Анита, когда де Пальма открыл бутылку шампанского.

— С какого времени ты это знаешь? — спросила Ева.

— Уже месяц. Но я ждала, чтобы мы были вместе, все трое, чтобы объявить вам об этом.

— Мальчик, — пробормотал Барон. — В каком мифе будешь жить ты?