Книга Спутники Волкодава. Ветер удачи - Павел Молитвин

Нынче, ввиду близящейся грозы, свечи, факелы и светильники начали зажигать едва ли не в полдень. Музыканты били в бубны, тамтамы, гудели в гуделки и дудели в гнутые раковины громче обыкновенного. И палатках, торговавших напитками, предпочтение отдавалось «солнечным нектарам», представлявшим собой смесь рисовой водки со всевозможными фруктовыми соками. То ли скопившееся в воздухе перед грозой напряжение, то ли сознание того, что праздник будет прерван ливнем в самом разгаре, то ли то и другое, вместе взятое, заставляло Небожителей бросаться в омут развлечений с места в карьер, и воцарившаяся здесь вскоре атмосфера лихорадочного веселья опьянила Ильяс больше, нежели кубок крепкого вина из ягод земляничного дерева, поднесенный ей грузным мужчиной в наряде краба.

Тем не менее, даже слегка захмелев, она, не отставая от завладевшего Таанретом «птичьего семейства», заметила, что он движется в обход верхней террасы императорских садов, откуда можно было хорошо осмотреть подходы как к ним, так и ко дворцу. Заметила она также и то, что Ворон, щедро угощая увивавшихся вокруг него форани, сам почти не пьет, да и по сторонам озирается не в пример чаще, чем это положено задумавшему повеселиться от души легкомысленному, не обремененному никакими заботами оксару. Стороннему наблюдателю это не бросилось бы в глаза, но от Ильяс не укрылось, что, перекидываясь со Златоперкой веревочными мячами через горящие обручи, он больше смотрел на мосты, перекинутые через отделявший верхнюю террасу от дворца ров, чем на свою партнершу. Демонстративно тиская на парных качелях грудастую Фазаниху, он так и не позволил ей снять прикрывавшую его лицо маску, когда бесстыжая девка полезла к нему со слюнявыми поцелуями.

Глядя, как он прижимает к себе крохотную Колибри, обучая правильно держать лук, дабы вернее поразить цель, Ильяс возненавидела бы желтоглазого до конца дней своих, если бы не поняла, что он при этом внимательнейшим образом рассматривает подходы ко дворцу со стороны моря. Прикидывает, сколько стрелков понадобится, чтобы снять стражников, и за сколько времени ворвавшийся в Ворота Корабелов отряд успеет добежать до дворца. По ее расчетам, он не успел бы добраться до ведущей во дворец лестницы прежде, чем в казармах будет объявлена тревога, и, стало быть, со стороны моря нападать не было смысла. Сюда следовало нанести отвлекающий удар, а главный она бы направила либо с седьмой террасы, либо с Верхней дороги.

Отсюда, с самой высокой точки императорских садов, находящейся на одном уровне с фундаментами дворца, вся западная часть столицы — да что там, весь город! — была видна как на ладони, и Ильяс, сама того не заметив, начала представлять себя предводителем заговорщиков, разрабатывающим планы свержения императора самым бескровным и быстрым способом. Помимо захвата дворца надлежало привлечь на свою сторону либо запереть в порту команды боевых джилл. Занять помещения таможенной службы, окружить район проживания сочейросов и…

Увлеченная расстановкой отрядов атакующих, она не заметила, как из стриженых кустов акации вынырнули трое «охотников», и очнулась, лишь когда самый высокий из них, наряженный крокодилом, радостно воскликнул:

— Обезьянка, братцы! Да премиленькая! Обезьянка-малышка, плати выкуп, а не то мы тебя съедим!

— О, Нгура Заступница, помоги мне! — пробормотала девушка, пятясь и озираясь по сторонам.

Сомнительного свойства игра эта никогда ей не нравилась, хотя и Нганья, и Дадават, не говоря уже об оксарах, находили ее очень даже забавной. Суть ее сводилась к тому, что тройки «хищников» подкарауливали «дичь» и взимали с нее выкуп. «Охотниками» при желании становилась и «дичь», ловившая, соответственно, одинокого «хищника» с теми же целями. Среди знакомых или просто добропорядочных оксаров и форани выкупом могло быть что угодно: приглашение на обед или ужин, только что купленный или выигранный амулет, угощение «охотников» у ближайшей палатки каким-нибудь веселящим душу напитком или поцелуй. Хуже приходилось «дичи», ежели она попадала в лапы подвыпивших шутников, полагавших, что личины освобождают их от соблюдения правил приличия. Историями о встречах с подобного сорта «охотниками» матери имели обыкновение пугать детей, и Ильяс на собственном опыте убедилась, что возникли эти истории не на пустом месте.

Два года назад, будучи в наряде пумы и потому чувствуя себя особенно ловкой, быстрой, бесстрашной и, разумеется, неуловимой, она глупейшим образом попалась в руки «травоядным»: Кролику, Быку и Жирафу. На совершенно законном основании они потребовали с нее выкуп, и, очень может статься, девушка отделалась бы тремя серебряными дакками у палатки с напитками и даже обзавелась новыми товарищами, когда бы не страстное желание оставить «травоядных» с носом и уверенность в том, что ей удастся это сделать без особого труда. Уверенность же эта основывалась на том, что Ильяс отлично знала находящийся на третьей террасе садов зеленый лабиринт и полагала, достигнув его, оказаться в полной безопасности.

Укусив Быка, подставив подножку Кролику, она ринулась со всех ног к лабиринту и укрылась там в одном о-очень укромном местечке под склонявшимися до земли ветвями скорбящей вишни. Забравшись в некое подобие зеленого шатра, она от души посмеивалась над незадачливыми «травоядными», имевшими наглость требовать выкуп с пумы, как вдруг полог веток раздвинулся и в ее убежище вломился Жираф Ильяс кинулась от него прочь и наткнулась на Кролика, лезущего в зеленый шатер с противоположной стороны. Ткнула парню кулаком под дых, тот грохнулся наземь, но в последний момент успел-таки поймать ускользавшую жертву за лодыжку.

Придя в ярость, оттого что уловка ее не удалась, юная форани начала визжать, царапаться и драться, как настоящая пума, попавшая в охотничьи сети, и тем окончательно вывела из себя «травоядных» Три взрослых взбешенных парня пошушукались между собой и взяли с нее весьма неожиданный выкуп, о котором она по сию пору не могла вспомнить без дрожи и смущения.

Двое «травоядных», привязав ее поднятые руки над головой к стволу скорбящей вишни и замотав рот сильно надушенным платком, ушли из зеленого шатра, а Кролик, задрав на Ильяс серую бархатную блузку, начал неспешно ласкать груди девушки. Она брыкалась и лягалась, пока он не пригрозил снять с нее шаровары и взяться за дело всерьез. Ильяс не поверила. Она была форани — солью земли, хозяйкой жизни — и, только ощутив ладонь Кролика у себя между бедрами, поняла, что здесь и сейчас она всего лишь беспомощная девчонка, прогневившая трех сильных, здоровых парней, которые вольны делать с ней все, что им заблагорассудится. И, дабы избежать худшего, она позволила Кролику развлекаться с ее грудями. А потом ему вздумалось поцеловать ее, и она, естественно, не решилась кричать и звать на помощь. Более того, испытав странное томление, сама начала целовать его требовательные, жесткие губы. И уже не возражала, когда Кролик принялся ласкать языком напрягшиеся изюминки ее сосков. Сначала он касался их нежно-нежно, затем взял в рот один сосок, другой и начал посасывать и покусывать так умело, что груди мгновенно набухли и отчаянно заныли.

«Травоядные» не сняли с нее закрывавшую верхнюю часть лица маску, и, может быть, поэтому ей легче было принимать ласки Кролика, заставившего Ильяс постанывать и покряхтывать, ощущая закипавшую между бедрами влагу. Ее тело предало свою хозяйку. Оно жаждало прикосновений бесстыжего Кролика везде-везде, и девушка не почувствовала ничего, кроме облегчения, когда парень начал гладить ее ноги, спустил шаровары и его пальцы проникли в заповедный грот.